Кто мы, что мы, где мы?

Под звонкий голос крови

Совсем недавно в книжном магазине "Радуга" - одном из двух русскоязычных книжных магазинов Берлина - состоялась презентация книги Дмитрия Хмельницкого "Под звонкий голос крови". Ее автор - талантливый публицист, активно выступающий в русскоязычной прессе Германии, Франции и Израиля, а также в российских периодических изданиях. Одна из главных тем его всегда полемически заостренных статей - проявления расизма и национализма в среде советской эмиграции. Именно эти статьи и собраны в книге, появление которой мне в отличие от многих других его оппонентов представляется нужным и полезным, как полезна альтернативная точка зрения при распространении любых массовых воззрений, как полезна оппозиция в любом нормальном обществе.

Позиция Хмельницкого включает в себя такую посылку: еврейства как национального образования не существует. В самом деле, говорит Хмельницкий, ну какие мы евреи? У нас русский язык, русская культура, советская ментальность. Наши деды, жившие в местечке, соблюдавшие религиозные обряды и говорившие на идише, еще могли чувствовать себя евреями. А мы-то... По культуре мы русские, а культура и является главным фактором, определяющим национальную принадлежность. В этом рассуждении есть своя логика. Но, к сожалению, формальная логика не всегда служит инструментом для анализа такой тонкой сферы жизни общества, какой является национальная самоидентификация.

Сумма общностей

Попробуем использовать метод аналогий. На чем основано всякое человеческое объединение (а нация является человеческим объединением)? На сумме общностей. Вот, скажем, брак. Это объединение двух людей, в основе которого лежит несколько общностей - крыши, семейного бюджета, детей, духа. Первые две - обязательны. Без общности постели и дома нет брака. Остальные желательны, они делают брак гармоническим, но не обязательны. Есть браки бездетные, без единого духовного настроя - счастливыми их не назовешь, но они существуют в рамках этого института.

Посмотрим, на чем зиждется национальное объединение, в которое могут входить сотни тысяч и миллионы людей. Конечно же, на культурной и прежде всего на языковой общности, играющей здесь очень важную роль. Но есть и другие общности - экономическая, религиозная, территориальная. И, наконец, два обязательных фактора - историческая судьба и кровь.

Представляю себе, как содрогнется некоторая часть читателей при слове "кровь". Так вы расист?

Что такое расизм?

Расизм в общепринятом понимании этого слова начинается там, где возникает представление о неравенстве человеческих масс. Основатель расизма французский социолог и писатель девятнадцатого века Жозеф Артюр де Гобино в своем сочинении "О неравенстве человеческих рас" объявил высшей расой светловолосых и голубоглазых арийцев, которых он считал создателями всех высоких цивилизаций.

Да, нацизм использовал эту посылку в своей идеологической системе; да, "кровь" была объектом многих его человеконенавистнических и прежде всего антисемитских спекуляций. Но так же, как топор в одних руках становится орудием убийства, а в других - созидательного труда, так и кровь как фактор человеческой общности может быть в одном случае обоснованием убийства, а в другом - всего-навсего условием национальной идентификации.

Мы не евреи? Но как сбросить со счетов тот факт, что десятки поколений наших предков женились и выходили замуж только за тех, кого они во всяком случае считали евреями - людьми определенного этнического происхождения, определенной религии, экономического уклада, исторической судьбы. Они передавали потомству не только черты физического облика, но и особенности национального характера, который, как ни крути, как ни растворяй его в нынешней мультикультурной среде, все-таки существует у всех наций. И то обстоятельство, что все итальянцы экспансивны, а немцы педантичны, остается реальностью на протяжении столетий.

Именно однонациональные браки и произведение от них потомства я называю фактором крови, а не биохимический состав этой красной жидкости, которая струится у нас в жилах. Межнациональные браки - начало ассимиляции, и противодействие им со стороны семьи, если только оно не приобретает патологического характера, - нормальное проявление инстинкта самосохранения нации.

Судьба нации

Теперь об общности судьбы. Это не абстракция, не фигура речи, а вполне конкретное понятие, с которым мы сталкиваемся на каждом шагу. Когда оппоненты Хмельницкого кричат ему: "Да как же я не еврей, когда мне всю жизнь в отделе кадров это говорили!?", он отвечает: "Да мало ли что вам скажут, если вас педерастом назовут, вы что сразу примкнете к сторонникам сексуальных меньшинств?". Но ведь в данном случае мы как раз и имеем дело с общностью судьбы нации, подвергавшейся дискриминации.

У каждой нации своя судьба на данном отрезке истории. Немцы столетиями были обречены на раздробленность, а объединившись стали участниками ряда разрушительных войн. У русских, у англичан, французов свои исторические судьбы, а это важнейший фактор национального единения, национальной идентификации.

"Но я чувствую себя евреем" - такой другой контраргумент, выдвигаемый оппонентами Хмедьницкого. Его ответ: "А если вы почувствуете себя Наполеоном, это что, значит, что у вас есть полководческий талант?". Человек, почувствовавший себя Наполеоном, душевно больной. А если многие тысячи здравомыслящих людей одновременно ощутили себя евреями, как это было в России в начале 70-х (об этом я пишу в своей книжке "Сошествие в ад. Варшавское гетто. Параллели истории"), то надо искать причины этого явления, а не отмахиваться от него, как от фикции, плода больного воображения.

По моему разумению, общности крови и судьбы являются решающими, обязательными факторами национальной самоидентификации, хотя и другие факторы играли подчас решающую роль в консолидации той или иной нации. Скажем, религия, которая объединяла далеко не все национальные сообщества, а порой и разъединяла (вспомним Тридцатилетнюю войну в Германии), в случае еврейства тысячелетиями оказывалась охранительной и связующей национальной силой. И те издержки архаичного еврейского законодательства, на которые так часто ссылаются обличители еврейского национализма (кого считать евреев, кого и где хоронить) и с которыми борется не такая уж малая часть израильского общества, являются пережитками этой охранительной функции.

Разумеется, есть и другие общности, определяющие национальную принадлежность, - территориальная, экономическая. Но, как показывает исторический опыт, они не являются решающими. Конечно, нация чувствует свою ущербность при их отсутствии, но она не перестает быть нацией.

Есть ли еврейская культура?

Особо следует остановиться на культурном факторе, занимающем столь важное место в построениях Хмельницкого. Он полагает, что еврейской культуры нет. Есть русская, французская, немецкая культура, в которую делают вклад ее деятели с этническими еврейскими корнями. Разумеется, Пастернака нельзя считать еврейским поэтом на основе его этнического происхождения, также как и Левитана - еврейским живописцем. Это русские художники. Но есть и еврейская культура, частью которой являются Нобелевские лауреаты по литературе Шмуэль Йосеф Агнон и Исаак Башевис Зингер. Один жил в Израиле и писал на иврите, другой был идишистским писателем в США. Есть еврейская философская мысль, к которой принадлежит как Маймонид, так и Бубис. Вообще есть Израиль, играющий роль центра многовековой еврейской цивилизации и выполняющий сейчас ту охранительную роль, которую для нации раньше играла религия.

У порога ассимиляции

Вышеназванные факторы национальной самоидентификации (а я допускаю, что читатель назовет и дополнительные) могут прекращать свое действие в силу разных причин - от физического уничтожения народа, как это было в Восточной Европе во время второй мировой войны, до интернационалистских и социалистических иллюзий, оказавших столь большое воздействие на советское еврейство в 20-е - 30-е годы. Все это вместе, казалось бы, должно было привести к исчезновению восточно-европейского еврейства как нации. Но так было не раз в еврейской истории - на пороге ассимиляции появлялся новый мощный фактор консолидации. В середине сороковых таким фактором стало создание государства Израиль.

Опасность ассимиляции, то есть растворение крови в другой национальности, подстерегает и русское еврейство, оказавшееся в Германии. И интерес этой диаспоры к своим национальным корням, и непрекращающиеся попытки освоения религиозного опыта характерны для старшего поколения евреев. Молодежь, как правило, по уши уходит в германскую жизнь, полной ложкой черпая ее культуру, нравы, обычаи.

В заключение замечу: процессы формирования, существования и исчезновения наций настолько динамичны, что применение здесь застывших схем неправомерно. Особенно это ощутимо, когда речь идет о еврействе. Отдельные национальные группы, жившие в течение многих столетий в разных странах и воспринимавшие влияние господствовавших там наций, объединившись в Израиле, во многом не находят общего языка. Процесс консолидации единой нации, который идет там, сложен, долговременен и противоречив. И хочется верить, что он увенчается в конце концов успехом.

Посмотреть статью