Депопуляция — угроза выживанию русских

Начало 90-х годов знаменуется наступлением в России периода длительной депопуляции, охватившей почти все ее субъекты. Депопуляция ( это одно из состояний демографического развития. Самое простое и, видимо, не единственное ее определение — это сокращение численности населения за счет его естественной убыли. Явление это отнюдь не новое. Еще на стыке XIX и XX веков, например, Франция находилась в полосе затяжной депопуляции. В XX веке с естественной убылью населения столкнулись многие страны. В режиме депопуляции живут Германия, Италия, Болгария, Венгрия, Чехия, Швеция и целый ряд других государств. Россия просто оказалась аутсайдером в кругу европейских стран, а ее общество не готовым к восприятию такой направленности демографической динамики.

Значения показателей естественного движения населения говорят о том, что низкий уровень демографической безопасности, обусловленный внутренними угрозами, детерминируется обоими компонентами воспроизводства населения: рождаемостью и смертностью, т.е. депопуляция происходит под двойным давлением, что отличает Россию от Западной Европы.

В девяностые годы число родившихся в России было много меньше, чем в предшествующие 80-е и 70-е годы: в 1991—2000 гг. число родившихся оказалось меньше, чем в 1981—1990 гг., на 9,5 млн. человек и чем в 1971—1980 гг. — на 7,2 млн.

Принятые в 1981 г. меры помощи семьям с детьми привели и к увеличению числа родившихся, и к повышению величины суммарного коэффициента рождаемости. Более того, они позволили погасить волну военных лет: в репродуктивный возраст вступали внучки тех, кто родился в первые послевоенные годы. Вместе с тем они способствовали тому, что депопуляция, наступившая по окончании 80-х годов, приняла лавинообразный характер. Пучина оказалась столь же глубокой, как и в годы Великой Отечественной войны. Число родившихся в 1941—1945 гг. уменьшилось по сравнению с предшествующим довоенным пятилетием примерно на 44%. То же самое произошло и в 1996—2000 гг., когда по отношению к 1986—1990 гг. число родившихся сократилось на 45% .

За последнюю треть XX века существенно ухудшился режим воспроизводства населения, в частности, сократился суммарный коэффициент рождаемости. В семидесятые годы каждая женщина репродуктивного возраста в течение всего продуктивного периода в среднем рожала 1,974 ребенка, а в 80-е-годы, когда возникла демографическая волна, даже 2,036, что было очень близко к простому воспроизводству. Иное дело 90-е годы. В это время суммарный коэффициент рождаемости сократился с 1,732 в 1991 г. до 1,214 в 2000 г., составив в среднем 1,355 ребенка в расчете на одну женщину репродуктивного возраста. По величине этого коэффициента Россия мало чем отличается от большинства европейских стран, находясь в их нижней группе. Среднеевропейский уровень суммарного коэффициента рождаемости во второй половине 90-х годов был 1,4, тогда как этот показатель в России составлял — 1,3. В Европе лишь в Албании наблюдалось расширенное воспроизводство населения.

Следовательно, в 90-е годы перспективы воспроизводства населения в России были еще хуже, чем в странах Европы, в сообщество которых она входит.

Наиболее негативным последствием системного, прежде всего экономического, кризиса в России, является рост смертности населения. В 90-е годы число умерших превысило уровень 80-х годов на 4,9 млн. человек, а по сравнению с семидесятыми годами возросло — на 7,4 млн. Если взять повозрастные показатели смертности населения в 80-е годы и число умерших в тех же возрастах в 90-е годы, то можно получить излишек умерших в последнем десятилетии ушедшего века в сравнении с предшествующим десятилетием. Этот излишек, а вернее сверхсмертность в 1991—2000 гг. составила примерно 3—3,5 млн. человек. Среди умерших в этот период возросла доля предотвратимых в других условиях смертей.

Своеобразна динамика продолжительности жизни населения России в семидесятые — девяностые годы. До этого, в шестидесятые годы по этому показателю страна находилась на уровне европейских государств. Но уже в 1971—1980 гг. ожидаемая продолжительность жизни снизилась по сравнению с предшествующим десятилетием на 0,82 года, правда в восьмидесятые годы она возросла к предшествующему десятилетию на 0,44 года, но тем не менее осталась в это десятилетие на 0,38 года ниже, чем была в наиболее благоприятные в этом отношении шестидесятые годы. По сути, последние 35—40 лет ожидаемая продолжительность жизни находилась в застойном состоянии.

Все это происходило на фоне быстрого роста продолжительности жизни в развитых странах: Японии, США. Канаде, Германии, Франции, Швеции и т.д. Так, ожидаемая продолжительность жизни населения обоих полов в начале шестидесятых годов составляла в ФРГ, Франции, Италии, Бельгии и ряде других европейских стран 65—67 лет, тогда как в России она равнялась почти 69 лет. Но уже в 80-е годы ожидаемая продолжительность жизни в этих и других развитых странах превышала уровень к этому времени отставшей России на 5—7 лет. В девяностые годы средняя для всего периода ожидаемая продолжительность жизни в России снизилась по сравнению с предшествующим десятилетием на 2,65 года и на начало XXI века составляла чуть больше 65 лет, т.е. была меньше, чем в основных европейских странах, на 12—14 лет. Отставание относительно среднеевропейского уровня было 7 лет.

По данным ООН, ныне в Европе, включая и страны, возникшие на постсоветском пространстве, в России самая низкая продолжительность жизни.

Россия не только европейская страна, но и азиатская. В Азии ее место в ряду распределения ожидаемой продолжительности жизни далеко не лучшее. Среди 50 азиатских стран Россия входит в худшую треть. По уровню продолжительности жизни соседями России являются Индонезия, Гватемала, Монголия, Марокко, Египет, все государства Центральной Азии и т.д. В группе восточных регионов России только в Западной Сибири ожидаемая продолжительность жизни близка к ее среднему уровню по всей зарубежной Азии, тогда как в Восточной Сибири она ниже на 3—4 года и на Дальнем Востоке — на 1—2 года.

Интегральное влияние снижения рождаемости и роста смертности обусловило значительную по своим масштабам естественную убыль населения. В течение депопуляционного десятилетия (1992—2001 гг. ) в стране родилось на 7,8 млн. человек меньше, чем умерло, тогда как в 80-е и 70-е годы было наоборот: число родившихся превышало число умерших на 7,6 и 7,8 млн. человек соответственно.

В конце XX столетия население России сокращалось ежегодно (1999—2000 гг. ) на 6,5 человека в расчете на каждую тысячу жителей страны, тогда как в Белоруссии — на 4,9—4,1%, в Болгарии — на 4,7—5,1%, в Венгрии — 4,8—3,8%, не говоря уже об Италии, где естественная убыль составила 0,7—0,8%, и Швеции — на 0,7—0,3%. Относительно численности населения большая естественная убыль наблюдалась лишь в Украине. Таким образом, в России происходит не только естественная убыль населения (в последнее время по 900—950 тыс. человек в год), но и сравнительный уровень депопуляции оказался выше, чем во всех остальных странах, за исключением Украины.

В настоящее время Россия по уровню рождаемости — европейская держава, она находится в группе передовых развитых стран. Она по уровню суммарного коэффициента рождаемости занимает место среди трети стран с наиболее низкими значениями этого показателя. К ним относятся Италия, Испания, Греция, Германия, Чехия, всего 11 стран. В этой группе стран суммарный коэффициент рождаемости устойчиво составляет 1,2—1,3.

Вместе с тем она по уровню ожидаемой продолжительности жизни прочно занимает положение среди слаборазвитых стран. Россия выглядит не так мрачно, как среди азиатских стран (16-е место из 50), лишь при сопоставлении с африканскими государствами. Находясь там, она среди примерно 50 стран могла бы занять место в первой десятке. Словом, в России в конце XX столетия, по сути, сложился уникальный режим воспроизводства населения: европейская рождаемость и афро-азиатская смертность.

Ряд причин привел Россию к столь унизительному месту в мировом демографическом пространстве.

Фундаментальная причина снижения рождаемости — завершение к концу XX столетия демографического перехода.

В отличие от большинства стран, в России переход от многодетности к малодетности совершался в сравнительно короткое время, насыщенное экстремальными событиями. К ним относятся: Первая мировая и гражданская войны, коллективизация и бурный рост индустрии и крупных городов, с чем сопряжен рост занятости, прежде всего женщин, репрессии конца тридцатых годов, великая драма советского народа в 1941—1945 гг. и, наконец, реформы в девяностые годы. Помимо огромных людских потерь (на долю России приходится свыше 13 млн. погибших только в годы Великой Отечественной войны и более 0,5 млн. истребленных в 1937—1938 гг. ), произошли радикальные изменения в возрастно-половой и семейной структурах населения, в репродуктивном поведении послевоенных поколений. Даже не будь никаких других причин, рождаемость все равно бы снизилась, но, скорее всего, не так быстро и, возможно, не в такой степени.

Другая причина — последствие роста рождаемости в восьмидесятые годы вследствие осуществления, принятых в 1981 г. мер помощи семьям с детьми.

Эти меры, с одной стороны, способствовали погашению демографической волны, образовавшейся в годы войны, а с другой — привели к возникновению в мирное время еще более крутой волны. Запланированные рождения сконцентрировались в коротком промежутке 80-х годов. В результате женщины, выполнившие свои репродуктивные планы, с наступлением 90-х годов превратились в своего рода "репродуктивный балласт". Полученная прибавка рожденных в 80-е годы детей (примерно в 2—2,5 млн.) к концу 90-х годов оказалась полностью "съедена".

Третья причина — влияние системного, прежде всего экономического кризиса — явилась наиболее динамичной и противоречивой.

По мере углубления реформирования всех сфер российской жизни и регулярного проявления, сопутствующих ему эксцессов (все они в той или иной мере вели к обнищанию населения) возрастала и значимость влияния кризиса на рождаемость и изменение репродуктивного поведения. В 90-е годы возросла занятость молодежи, особенно в торговой сфере, появились миллионы "челноков", условиям деятельности которых противоречит деторождение. Репродуктивный контингент сокращается также в связи с выездом населения в активном трудоспособном возрасте, в том числе и молодых женщин, на заработки за границу. В девяностые годы только в Западной Европе занимались проституцией свыше 0,5 млн. женщин, выехавших из государств, возникших на постсоветском пространстве. Очевидно, что доля России в их числе — самая высокая. По грубым прикидкам, это примерно 3—4% численности российских женщин, находящихся в возрасте 18—24 лет.

Таким образом, ныне продолжается не только "утечка умов", истощающая интеллектуальный потенциал российской нации (удивительно, что внимание к этой проблеме касается лишь исторического прошлого, а именно фактов высылки большевиками нескольких сот философов, историков, социологов и других гуманитариев в начале 20-х годов, тогда как современная ситуация для страны намного опаснее), но и ухудшается "эстетический" облик народа. К месту вспомнить роман А.С. Новикова-Прибоя "Капитан первого ранга". В нем объясняется, каким образом улучшалась порода благородных господ. За любого благородного и богатого урода охотно выходили замуж красавицы из бедных. "Женщину прельщают деньги, слава и роскошная жизнь. От такой супружеской пары дети будут уже не такими уродами, как их отец... Дети подрастут и, в свою очередь, женятся на красавицах. Таким вот манером и получается особая, господская порода". Выезд за границу молодых и красивых женщин из России, если следовать за логикой автора романа, приведет к обратному результату — ухудшению породы.

Системный кризис, как следствие реформ 90-х годов, этого последнего российского эксперимента XX века, доведшего страну до роковой черты, явился базовой причиной роста смертности. Это произошло из-за развала системы здравоохранения и санитарного надзора (появились забытые холера, туберкулез другие болезни, почти полностью устраненные в советские годы); недоступности эффективных лекарств из-за их дороговизны при одновременном навязывании населению рекламируемых через СМИ подделок вместо лекарств; ухудшения баланса и режима питания (частичной замены мясопродуктов, животного масла, рыбы на такие продукты, как картофель, крупа, мучные изделия); недоступности для большей части населения страны (кроме столиц федерации и ее субъектов) полноценного отдыха и проведения досуга; игнорирования норм охраны труда и техники безопасности, "либерализации" дорожно-транспортного движения; отсутствия действенного контроля за производимыми и ввозимыми в страну товарами и насыщения потребительского рынка фальсифицированным продовольствием и алкоголем; постоянного всплеска стрессовых ситуаций, следствие которых — рост самоубийств и психических расстройств; ухудшения криминогенной ситуации, распространения наркомании и т.д.

Констатация причин ухудшения демографической ситуации — это лишь один из вопросов. Другой, логически следующий за ним, — оценка того, к чему может привести подобное демографическое развитие, если государство и общество не осознают значения нависшей угрозы, а если и осознают, то не предпримут усилий, достаточных для выхода из создавшейся ситуации, а стало быть, и предотвращения падения в обозримом будущем в демографическую пропасть.

Демографическое будущее России может быть представлено, если установить, какое сокращение численности населения может быть при тех уровнях воспроизводства, не обеспечивающих простого замещения поколений, которые не только вполне вероятны, но и уже реально проявились в России (в 1999 г. суммарный коэффициент рождаемости в целом по стране составил 1,215, а нетто-коэффициент воспроизводства населения — 0,551).

При показателях воспроизводства, сложившихся к концу XX века в России, стабильное население сократилось бы вдвое через одну треть века и к 2033—2034 годам не превышало бы 97 млн. человек. Но это "виртуальное" представление будущего страны. О том, что может произойти и уже совершается в реальности, говорят имеющиеся многочисленные прогнозы демографического будущего России, основанные на существующих показателях рождаемости, смертности и возрастно-половой структуре живущего в стране населения. Укрупненные прогнозы, выполняемые Госкомстатом РФ, представляют предположительное население, в котором учтены изменения как естественного, так и миграционного движения. В них принято положительное миграционное сальдо, что естественно занижает темпы сокращения численности населения.

Согласно прогнозам, выполненным в 2000 г. службой народонаселения ООН, из числа стран, где число жителей составляет 140 тыс. человек и более, в 39 странах к 2050 г. население сократится. В этом списке Россия занимает 6-е место по темпам сокращения численности населения. Ее опережают Эстония, Болгария, Украина, Грузия и Гайана. Но по масштабам потерь Россия на первом месте. Все 39 стран к середине века, по прогнозам ООН, потеряют почти 152 млн., из которых на долю России придется 41,2 млн. человек (27%), Украины — 19.6 млн., Японии — 17,9 млн., Италии, Германии и Испании вместе взятых —34,4 млн. человек. Суть, конечно, не в точности цифр (напр., расхождение двух прогнозов ООН для 2050 г. составляет 8,5 млн. человек), а в направленности и масштабности демографической динамики. А она такова, что к середине настоящего столетия численность населения России может оказаться меньше 100 млн. человек.

Очевидно, что демографическая динамика определяется не только характером воспроизводственных процессов, она зависит также и от своего другого компонента — внешней миграции. В последние десятилетия депопуляционные процессы во многих европейских странах в той или иной мере сглаживались с помощью внешней миграции. Миграция замещает естественную убыль населения полностью или частично. К последним относится и Россия. Ее внешний миграционный прирост 1991—2001 гг. составил 3,4 млн. человек, что компенсировало примерно 45% естественной убыли.

С начала депопуляции (1992 г.) вплоть до настоящего времени внешняя миграция при постоянном положительном сальдо ни разу не компенсировала полностью естественную убыль населения. Более того, если в первой половине 90-х годов миграционный прирост восполнял 60—90% естественной убыли, то на рубеже веков миграционное сальдо резко сократилось и стало компенсировать 8—22% естественной убыли. И дело здесь не в том, что на постсоветском пространстве сократился миграционный потенциал русскоговорящего населения, а в той миграционной политике, которую в девяностые годы проводила Россия. Она не воспользовалась из-за близорукости тогдашнего руководства страны благоприятной конъюнктурой. Вследствие дискриминации (законы о гражданстве, государственном языке, избирательных правах и т. д.) в государствах, возникших на постсоветском пространстве, русскоговорящее, преимущественно славянского происхождения, население готово было в массовом порядке вернуться на историческую родину. Препятствия, которые оно встречало на пути своих чаяний, быстро погасило миграционные порывы русскоговорящих диаспор даже в странах с иной этнической культурой.

Сокращение миграционных потоков в Россию вместе с падением рождаемости сказалось не только на количественных, но и на качественных параметрах ее населения. Уменьшение численности населения, происходящее не от внешних, а от внутренне имманентных факторов, всегда в той или мере сопровождается демографическим старением. Специфика России в 90-е годы состояла в том, что здесь старение населения происходило только вследствие падения рождаемости, тогда как повышенная смертность взрослого населения, особенно в середине десятилетия, сдерживала этот процесс, т.е. влияла в сторону омоложения.

В этом же направлении оказывала влияние и внешняя миграция, поскольку среди мигрантов всегда выше доля лиц, находящихся в молодых трудоспособных возрастах. Сокращение к концу 90-х годов притока мигрантов и конечного результата этого процесса — сальдо миграции, свело на нет роль этого фактора и в приросте населения, и в его омоложении. Естественно, с началом увеличения ожидаемой продолжительности жизни еще более ускорится демографическое старение и как следствие возрастет демографическая нагрузка со стороны лиц, находящихся в возрасте старше трудоспособного (табл. 6).

Если в начале 1999 г. на 1000 жителей России, находящихся в трудоспособном возрасте, приходилось 356 пенсионеров по старости, то к 2016 г. их будет 415. В настоящее время при меньшей демографической нагрузке со стороны пенсионеров по старости, их материальное положение является плачевным, если не сказать сильнее. Более того, за годы реформ резко ухудшился их социальный статус и произошло невероятное для российских традиций: младшие поколения перестали уважительно относиться к населению старших возрастов. Не секрет, что страна не имеет будущего, когда молодые поколения не обеспечивают материально и духовно существование тех, кто дал им жизнь.

Происходящее в России уменьшение численности населения и его старение можно как угодно называть: депопуляцией, сокращением демографического потенциала, дряхлением нации, ее вымиранием, вырождением и т.д. Суть не в словах, а в том, что современный характер демографического развития во всех случаях является предостережением народам России. В предсказуемой перспективе может произойти исчезновение большинства народов, населяющих регионы, из которых в течение многовековой истории сформировалось вокруг геополитического ядра — Московского княжества многонациональное российское государство.

Сказанное — не риторика, а предостережение мировой истории. А она полна примеров, когда многочисленные для своего времени и, казалось бы, непобедимые народы бесследно исчезали. Так, древнейшее могущественное государство ассирийцев в Передней Азии в VII в. до н. э. было захвачено другими народами: часть его жителей истреблена, а другая, смешавшись с завоевателями, исчезла вместе со своим государством. На степных просторах между Доном и Дунаем еще в Х веке обитали печенеги, частенько нападавшие на древнюю Русь. В конце XI в. под давлением половцев они были вытеснены в низовье Дуная. Там печенеги смешались с половцами и исчезли как таковые. До колонизации Америки в ее южной и северной частях, как полагают, проживало до 50 млн. индейцев. Осваивая просторы Северной Америки, колонисты истребили многие племена. Ныне индейцев в этой части материка осталось несколько сот тысяч.

История показывает, что в прошлом исчезновение народов было связано с их завоеванием и истреблением, ассимиляцией среди победителей или просто сгоном из мест исторического обитания. В третьем тысячелетии от Р. Х. Россия создает исторический прецедент, когда большие народы в мирное время, без внешнего воздействия могут исчезнуть, только потому, что воспроизводство населения "сузилось" до уровня, не гарантирующего его выживание.

Таким образом, происходящее, вследствие затяжной депопуляции уже более десяти лет сокращение численности населения и постепенно набирающее силу демографическое старение в не столь уж отдаленной перспективе могут привести к постепенному вымиранию народов России. Несложно представить, что если каждые пятьдесят лет население страны будет уменьшаться на 1/3, как было показано раньше (такое сокращение населения России к 2050 г. предрекают последние прогнозы ООН), то к концу нынешнего столетия население страны не будет превышать 65 млн., а к началу XXIII века оно составит примерно 30 млн. человек.

Эта угроза стала внутренне имманентна демографическому развитию России для всей первой половины XXI века. Конечно, трудно заглядывать так далеко, т.к. не только мы сами и наши дети, но и внуки и правнуки вряд ли доживут до трагических дней России. Но политики, а тем более государственные деятели, должны думать об этом, поскольку на них лежит историческая ответственность за будущее Российского государства.

За всю тысячелетнюю историю у России никогда не было не то чтобы нескольких легких путей, но хотя бы одного из них, проторенного и безопасного. Ныне дорог в демографическое будущее у современной России по крайней мере три:

— Пустить в страну всех желающих и превратить ее через определенное время в другую страну, с другим народом. Имеются высказывания о том, что к середине XXI века численность китайцев в России может достичь 7—10 млн. Это мотивируется тем, что Россия все равно не сможет поднять уровень заселенности восточных районов. Утверждается, что китайцы, вероятно, станут вторым народом России, который расселится не только на востоке, но и по всей стране. Это уже не 10, а все 20 млн. Да и это не предел изменения этнической структуры населения. Ряд европейских стран, да и бывших республик СССР, уже сталкивались и сталкиваются с последствиями резкого изменения этнической структуры их населения. Говорить, что такое Косово или Абхазия, нет необходимости, слишком наглядные примеры.

— Ничего не предпринимать, так как недопустимо нарушать права человека, стимулируя рождение детей, и к тому же ничего нельзя сделать с падением рождаемости, на Западе не воспроизводится население, это мировые тенденции, поэтому надо "приспособить общество и его институты к исторически новой ситуации" — таков лейтмотив сторонников этого пути. Но при чем тут нарушение прав человека и семьи, когда существует выбор: не хотите иметь детей, не рассчитывайте на материальную помощь со стороны государства, будете обзаводиться детьми — государство будет помогать. Что касается возможности изменения тенденций рождаемости, то в России они просто не проверены (исключение составляет лишь взлет рождаемости после введения мер помощи семьям в связи с рождением ребенка в начале 80-х годов), тогда как, например, опыт Франции первой половины XX века достаточно убедителен: страна успешно выбралась из депопуляции конца XIX — начала XX вв. Привлекательность этого второго пути в том, что не нужны крупные финансовые затраты, так как дешевле лечения тяжелой болезни — только похороны.

— Выжить и сохранить Россию как государство с исторически сложившемся, только ей присущим этносом, сформировавшимся из восточных славян, финно-угорских, тюркских и других народов, составляющих и поныне многонациональную общность, проживающую на российских просторах. Этой этнической общности имманентна уникальная культура, без которой немыслима мировая цивилизация. Третий путь требует проявления политической воли, огромных финансовых затрат и не сулит сиюминутных результатов. Более того, вступлению на этот путь противостоят две опасности, свойственные российскому менталитету.

Во-первых, как повелось в нашей стране, любое даже малозаметное улучшение ситуации, выдается за крупный успех, очередное историческое достижение. В настоящее время это случилось с ситуацией в области рождаемости. С наступлением XXI века на разных форумах и в СМИ послышались многоголосые высказывания о том, что вместе с экономическим ростом, начавшимся в России, стала увеличиваться и рождаемость. Оставим в стороне представление о непосредственной связи экономических факторов и демографических процессов и заметим лишь, что конъюнктурные изменения показателей рождаемости и не устоявшиеся тенденции не дают еще права на оптимизм.

Дело в том, что в новом столетии увеличивается численность женщин наиболее активного репродуктивного возраста: 20—24 и 25—29 лет. На эти группы приходится самая высокая возрастная рождаемость. Коэффициенты рождаемости в группе 20—24 лет в конце девяностых годов равнялись 95—100 рождений на тысячу женщин данного возраста, в группе 25—29 лет соответственно 60—65, тогда как в следующей группе менее 30 и т.д. В 2001 г. численность женщин в возрасте 20—24 и 25—29 лет увеличилась по сравнению с 1998 г. на 4,8%, тогда как число родившихся за тот же период возросло всего на 2,2%, хотя к самому провальному 1999 году число родившихся увеличилось почти на 8% при росте численности женщин указанного возраста на 3,2%. В 2002 г. число родившихся повысилось относительно 1999 г. на 15%, а численность женщин в возрастах от 20 до 29 лет — на 6,1%. Вероятно 3/5 прибавки можно отнести на счет увеличения уровня рождаемости и 2/5 — на счет структурных изменений. Ежегодно в течение 2000—2002 гг. число родившихся увеличивалось за счет повышения уровня рождаемости примерно на 40 тыс. человек. Сохранись эта тенденция к 2010 г., тогда число родившихся за счет этого фактора увеличится до 1,7—1,8 млн., т.е. достигнет уровня 1991 г., с которого началось быстрое сокращение численности родившихся.

Тем не менее и при таком оптимистическом развитии ситуации радости не много, так как структурный фактор будет влиять на число рождений только до 2009 г., а затем начнется сокращение численности женщин в наиболее активных репродуктивных возрастах. Если к началу 2011 г. численность женщин в возрасте 20—29 лет возрастет по сравнению с 2001 г. на 10—11%, то в следующее десятилетие их число непрерывно будет снижаться и к началу 2021 г. составит менее 3/5 по отношению к 2011 г. и 2/3 — к уровню 2001 г. После 2013 г. контингент женщин в возрасте 20—29 лет ежегодно будет сокращаться на 500—600 тыс. человек.

Каков будет уровень рождаемости, начиная с 2010 г. трудно сказать, но ясно, что если он не достигнет соответствующих величин, то вследствие сокращения численности женщин в возрасте 20—29 лет, падение числа родившихся неизбежно. Поэтому достаточно опасен в нынешнее время оптимизм, обусловленный непониманием того, что Россия во втором десятилетии XXI века может провалиться в "демографическую яму".

Во-вторых, если признать, что без колоссальных затрат и неимоверных усилий со стороны власти, крупного бизнеса, СМИ и всего общества, России не выбраться из грядущей "демографической ямы", не избежать национальной катастрофы, то нужно предпринимать соответствующие действия. Легче об этом не думать и ничего не делать, положиться на русское "авось". К сожалению, русское "авось" — это прямой путь к демографическому коллапсу. Кстати, социологические обследования показали, что надежда "на авось" является основной чертой русского характера. Так считают 68,1% респондентов, тогда как, например, вера в народ собрала 56,0% и коллективизм — 48,2% (14, с. 37).

В России привыкли к тому, что любые беды рано или поздно, но все равно "образуются". Раньше так было всегда и в демографической истории. Во времена татаро-монгольского нашествия в руинах лежала обезлюженная русская земля. Это же наблюдалось и после Великой смуты в начале ХVII в. Нашествие Наполеона (компания продолжалась всего 5 месяцев) привело к гибели 2 млн. россиян. В 1810 г. все население Российской империи едва превышало 29 млн. человек. После изгнания Наполеона естественный прирост населения в крестьянской стране составлял 17—18% в год и к 1820 г. число жителей страны составило 30,7 млн. человек. В годы Великой Отечественной войны Россия потеряла почти 12% населения. Еще в 1950 г. численность населения была на 10 млн. меньше, чем на начало 1941 г. К началу 1955 г. численность населения РСФСР превысила довоенный уровень. На начало 1992 г., когда стартовала депопуляция, население России было самым большим за всю свою историю — 148,7 млн. человек.

Конечно, на демографическую динамику, помимо воспроизводства населения, влияли два внешних фактора, первый из них — присоединение новых земель. Правда, население, проживавшее на них, было немногочисленным. К примеру, на всем Дальнем Востоке (без Якутии) в момент его присоединения к России проживало не более 50 тыс. аборигенов. Другой фактор — внешняя миграция населения. В России было время, когда миграция уменьшала население и когда увеличивала. В целом за вторую половину XX века миграция увеличила количество жителей России на 3855,5 тыс. человек, тогда как общая численность населения за 50 лет (1951—2000 гг.) возросла на 41,2 млн. Основным компонентом демографической динамики (9/10) явилось воспроизводство населения.

В далеком и недавнем прошлом, вплоть до завершения демографического перехода, господствовала многодетность. Еще в 1958—1959 гг. суммарный коэффициент рождаемости составлял в целом по России — 2,626, а в ее сельской местности — даже 3.379 (16, с. 92). Нынешние суммарные коэффициенты рождаемости 1,2—1,4 означают, что в стране господствует малодетность и поколения родителей едва ли наполовину замещаются поколениями детей. Уже в 1991 г. среди всех родившихся на долю первых детей приходилось 52,5%, а в середине 90-х годов — почти 60%. Изменить ситуацию, повернуть вспять сложившиеся тенденции очень сложно, а если надеяться на "авось", что, дескать, Россия всегда выходила из трудных положений, что все само собой раньше или позже образуется, то дело вообще — безнадежно.

Чтобы у демографического развития России было будущее, нужно прежде всего определить — во имя чего должно создаваться это будущее. Через всю демографическую историю России (Российская империя, РСФСР и нынешняя Россия мало чем отличаются в этом отношении) проходит красной нитью наплевательское отношение к человеческой жизни как со стороны власти, так и со стороны самого населения. На костях построен Санкт-Петербург, на трупах заключенных возведены Беломоро-Балтийский канал и Колымская трасса. Гибель миллионов крестьян, одетых в солдатские шинели, в Первой мировой войне, колоссальные людские потери в Великой Отечественной войне, гибель военнослужащих и гражданского населения в Чечне — все это наша история. Можно перечислять бесчисленное количество событий в каждом столетии российской истории, когда человеческая жизнь ничего не стоила. Народ России не только с этим смирился, но и сам не ценит собственную жизнь, не говоря уже о чужой. Для того чтобы Россия имела демографическое будущее, ей нужна другая идеология, другая национальная идея. В стране, в которой цена человеческой жизни — копейка, национальной идеей может быть только создание человеку человеческой жизни.

Л. Л. Рыбаковский

профессор, доктор экономических наук,

главный научный сотрудник Института

социально-политических исследований РАН

Численность населения, его структура и режим воспроизводства, включая размещение населения в геополитическом пространстве, есть коренная основа существования суверенного государства. С 1992 года в России впервые за всю тысячелетнюю историю началась депопуляция, т. е. процесс, по социальному смыслу обратный развитию (под которым в демографии всегда понималась не какая-либо социальная абстракция, а конкретное представление о прогрессивной направленности естественного движения /эволюции/ населения в сторону роста). Таким образом, депопуляция в демографическом смысле противоположна росту населения. Это движение населения в отрицательном направлении уменьшения численности, т. е. убыли населения из-за снижения уровня рождаемости ниже уровня смертности. Депопуляция измеряется посредством соотношения общих коэффициентов рождаемости и смертности и выражается величиной естественного отрицательного прироста. В случае притока населения извне — положительного сальдо миграции — убыль населения может перекрываться мигрантами и не проявляться вовсе либо может маскировать подлинную картину уменьшения численности.

Депопуляция как социально-демографический процесс характеризуется прежде всего таким сокращением рождаемости, которое не компенсирует имеющийся уровень смертности. Смертность может не расти, а даже уменьшаться, но если падение рождаемости опережает по темпам снижение смертности, тогда все равно наступает депопуляция. Собственно говоря, именно это происходит в странах Запада, где уровень смертности весьма низкий и близок к минимальным пределам человеческой смертности. Сверхнизкая рождаемость, продолжающая свое сокращение — не имеет в отличие от смертности естественных пределов этого снижения, поскольку может, в принципе, опуститься до нуля, хотя для того, чтобы негативные последствия этого процесса стали заметными для большинства людей, вполне достаточно достижения уровня однодетности семьи.

Итак, депопуляция не есть повальная бездетность по причине полного отказа от деторождения из-за исчезновения потребности в детях, либо отказа от сексуальных отношений (абстиненция, воздержание), или же в связи с часто описываемой в фантастических романах внезапно возникающей эпидемией бесплодия. Тем более это не глобальный и гибельный для человечества взрыв сверхсмертности, либо постоянный подъем ее уровня. Депопуляция не связана с горами трупов, валяющихся на улицах. Напротив, депопуляция как непрерывный "недород" младенцев, нужных для восполнения всех уходящих, происходит на фоне бытового комфорта и технологического прогресса при переходе семей к привычной практике малодетности, и тем быстрее, чем скорее распространяется превышение однодетной модели семьи над двудетной.

Факт массовой малодетности говорит о том, что для самой семьи, для полного удовлетворения потребности родителей в семейном образе жизни вполне достаточно в принципе одного ребенка, и что прежние социальные и экономические стимулы обзаведения двумя и более (несколькими) детьми перестали действовать в обществе, а новые стимулы такого рода само собой не появляются в социальной системе и специально не создаются социальными институтами, государством в целом. Но именно прекращение постоянной поддержки семьи с детьми, исчезновение направленности социума на интересы воспроизводства населения и поощрения побуждений к браку, рождению детей, ведет в конечном счете к невыполнению семьей репродуктивной функции и тем самым к депопуляции.

Депопуляция представляет собой глобальную проблему и окончательно обозначит собой где-то в середине XXI века рубеж между двумя "историями человечества" — между концом цивилизации, опирающейся на рост населения мира (происходивший медленно — до новой эры, и быстро — в течение двух последних тысячелетий, когда население с 300 млн. увеличилось в 20 раз до 6 млрд. чел. в конце 1999 года1), и началом цивилизации, ввергающей себя в процесс убыли мирового населения в целом, но с разной скоростью вымирания отдельных наций, что может обострить конфликты между развивающимися и развитыми, большими и малыми, христианскими и мусульманскими, и др. странами.

Эта острейшая социальная проблема не считается общественным мнением проблемой вовсе, поскольку в основе ее — привычная малодетность семьи, когда в семьях рождается и имеется 1—2 ребенка, что явно "мало" даже для сохранения существующей численности, для простого воспроизводства населения2. Сегодня пока еще не уделяют должного внимания этим цифрам, не оценивают известную всем низкую рождаемость, исходя из перспективы снижения численности населения отдельных государств и всего мира. Мини-семья — именно так называл новую форму семьи наш выдающийся демограф Б.Ц.Урланис, оказалась столь удобной и привычной, что люди просто не в состоянии разглядеть в этом новом обличье какую-либо социальную проблему, касающуюся их собственного благополучия.

Однако, именно малодетность в экономически развитых странах с низким уровнем смертности сейчас является причиной латентной депопуляции. Убыль населения (явная) начинается, когда исчезает демографический потенциал. Этот запас прочности постепенно "съедается" сверхнизкой рождаемостью (в нашей стране для этого потребовалось 30 лет). Мини-семья является также причиной постарения общества, что связано с рядом последствий и с острой необходимостью пенсионного обеспечения в ближайшем будущем более трети населения, и с заботой об одиночках — пожилых, родившихся единственными детьми и потому не имеющих никаких родственников. Малодетность кроме того — причина притока мигрантов в развитые страны из многодетных регионов, т. е. причина остроты межнациональных отношений, нарастания конфликтов между коренным и пришлым (как правило, менее профессионально квалифицированным) населением.

Малодетоцентризм3 в государствах с этнически смешанным населением характеризуется нетерпимостью к типам образа жизни, выходящим за пределы одно-двухдетного стандарта, причем эта нетерпимость оказывается неминуемо шовинистической. Неожиданное для многих появление в Австрии в феврале 2000 года националистически ориентированного правительства, сыгравшего на чувствах коренных австрийцев — печальный пример того, что ожидает всю депопулирующую Европу в скором времени4.

Распространение малодетного образа мыслей, чувств и действий несет с собой комплекс социальных и политических изменений, антиэкзистенциальных по сути. Возникают разного рода ассоциации и движения, навязывающие в качестве подобающих норм поведения феминистско-либертианскую окрошку из осколков послеразводных семей и внебрачных сожительств. В результате создается общественная атмосфера, направленная против стабильной семьи с двумя родителями и несколькими детьми.

Для вымирания, т. е. сокращения на две трети численности населения отдельных стран и человечества в целом, вполне достаточно сплошной однодетности семей, сохраняющейся всего на протяжении 70—80 лет. В начале XX века перспектива депопуляции всего человечества всерьез никем не рассматривалась даже в фантастике. Никому не могло прийти в голову, что мировые войны при всей их губительности, могут стать причиной вымирания человечества в целом. Такая перспектива не могла возникнуть также ни в связи с массовыми эпидемиями, ни со стихийными бедствиями. Лишь в беседах на отвлеченные от жизни темы могли появиться предположения о массовой чуме бесплодия или сексуального бессилия. Тем более дикой казалась мысль о сексуальном воздержании и обете безбрачия всех людей сразу. Тем не менее идея о добровольном воздержании миллионов людей от деторождения вообще (преднамеренная бездетность), ведущая к прекращению рода человеческого, была воистину гениально предвосхищена одним из величайших художников и моралистов мира. Лев Толстой, пожалуй единственный из писателей, кто в "Крейцеровой сонате" изобразил последовательного мальтузианца, доводящего христианскую идею добродетели до наивысшей степени — до полного воздержания от плотской любви и деторождения, т. е. до конца света.

Следует напомнить, что первоначально сексуальное воздержание стал рекомендовать для бедных классов священник Мальтус, считавший, что голод и тяжелые условия жизни обусловлены "безудержным распложением" бедняков. Однако неомальтузианством в XIX веке стали называть противозачаточные средства, которые в XX веке уже именуются иначе — мерами планирования семьи. Эти контрацептивные средства в духе Мальтуса также рекомендуются менее богатым странам и регионам в качестве регулирования рождаемости и достижения более высокого уровня жизни (т. к. душевой доход семьи будет меньше при увеличении числа детей). На фальшь прямой связи между трудностями жизни и рождаемостью обратил внимание Эмиль Дюркгейм в своем классическом исследовании самоубийств в связи с фактом уменьшения их числа по мере того, как существование становится тяжелее.

Напротив, ограничение деторождения и отказ от него убивает смысл жизни и желание жить. Рост самоубийств при улучшении условий жизни — "...вот неожиданное последствие мальтузианизма, которого автор его, конечно, не предполагал. Когда Мальтус рекомендовал воздержание от деторождения, то он думал, что по крайней мере в известных случаях это ограничение необходимо ради общего блага. В действительности оказывается, что воздержание это является настолько сильным злом, что убивает в человеке самое желание жить. Большие семьи вовсе не роскошь, без которой можно обойтись и которую может себе позволить только богатый; это насущный хлеб. . . без которого нельзя жить"5. Таким образом, воздержание от семьи и деторождения, даже неполное — на уровне малодетности — можно приравнять к суициду всего общества, растянутому во времени.

Малодетность продолжает свое шествие, и теперь уже в общей численности мира доля развитых (и богатых по уровню жизни) стран сократилась до 20% (предполагается, что она сократится до 6% в 2025 г. и до 4% в 2050 г. — хотя к этому времени в мире, вероятно, уже не останется ни одной страны со средним числом рождений свыше 2,0). К сожалению, такое изменение демографических пропорций неизбежно, если даже начнется с завтрашнего дня активная просемейная политика. В структуре населения накопился "отрицательный заряд" демографической убыли, в связи с как минимум 30-летним действием социальных норм малодетности, инерцией потребности семьи в 1—2 детях и возможностью повышения ее уровня лишь через несколько десятилетий при смене поколений.

Жизнь в режиме депопуляции вызывает множество новых явлений, к которым не готовы ученые, администраторы, предприниматели, финансисты, представители общественных и религиозных организаций, партий и движений. Прежде всего надо ждать обострения геополитического взаимодействия стран мира, что чревато международными конфликтами, поскольку для малодетоцентризма характерна нетерпимость к противостоящим ему жизненным ценностям. Но главное, что все мы не готовы к сокращению доли детей и юношества в населении, к свертыванию производства детских товаров и услуг, закрытию дошкольных и школьных учреждений, перемещению рабочей силы в сферах образования и воспитания, к изменению структуры профессиональной занятости и безработицы, к росту социальной патологии из-за ухудшения качества социализации единственных детей (неприятия ими мира взрослых т. к. они воспитывались "всегда младшими", готовыми к бунту против старших), к росту девиантности ( в т. ч. криминальности в связи с обострением потребности в раздельном проживании в условиях жилищного кризиса и роста разводов).

Распространение альтернативных семье форм жизни усложняет правовое регулирование отношений собственности при заключении и расторжении браков, при установлении статута семейных ролей, родства и свойства в случае нерегистрируемых сожительств, при регламентации в связи с этим процедур наследования в контексте системы "общество ==> семья", вмешательства государства (подменяющего собой все общество) в перераспределение между социальными институтами изымаемых из семьи функций, в контексте замещения автономного функционирования семьи ("семья ==> общество ?? государство ==> семья") государственным воздействием, сосредоточенным на поддержке внесемейного взаимодействия "мать — ребенок".

Но не стоит, однако, исключать из внимания и прямые последствия депопуляции —непосредственной убыли населения, потерь в численности отдельных и разных по величине стран, исчисляемых десятками и сотнями миллионов, т. е. несопоставимых с общими людскими потерями в двух прошедших мировых войнах и схожих по урону лишь с итогом ядерных войн. Поглощенность общественного мнения, к сожалению, фиктивной угрозой "перенаселенности земли" и факт превращения малодетной семьи в абсолют, в безусловную норму комфортного человеческого бытия, заставляет видеть в перспективе сокращения численности населения Земли до "золотого миллиарда", увы, лишь "огромное благо". При этом депопуляция не воспринимается как проблема, поскольку верят в то, что сокращение рождаемости остановится на "оптимальном уровне". Обычно ссылаются на "вечный" материнский "инстинкт", либо на присущую якобы человеку как социальному существу неиссякаемую потребность в детях. Но эта вера противоречит данным социологических исследований о полном крахе потребности в детях. Сохранение у половины семей потребности в одном ребенке и распространение установок на бездетность, показывает что в нынешнем социуме отказ от детей не считается девиантным, а личный опыт малодетности говорит об отсутствии какого-либо вреда для здоровья и самосохранения личности.

В теоретическом оправдании малодетной семьи, в искусственном раздувании ее мнимых достоинств и в попытках дискредитации политики стимулирования рождаемости следует видеть конвенциональное влияние малодетного образа жизни большинства людей и самих ученых на концептуальные построения. За всем этим стоит непомерное преувеличение прав и интересов индивидуума в сравнении с интересами общества и его правом обезопасить себя от перспективы суженного воспроизводства населения, от депопуляции. Противостояние парадигм кризисного и прогрессистского изменения института семьи проявляется в обыденной жизни, в деятельности общественных и религиозных организаций, в политике партий и парламентских фракций, в административном управлении и приоритетах правительств. Ближайшее будущее обещает ожесточение этой борьбы pro и contra семейной политики — в связи с растущей ощутимостью негативных последствий краха института семьи — прямой убыли населения, его постарения, роста социальной патологии среди молодежи, активизации и обострении потоков международной миграции и роста межнациональных конфликтов между коренным и пришлым населением внутри отдельных стран.

В демографии общепризнано — чтобы население не уменьшалось и сохраняло достигнутую численность, надо 2,7—3 детей на эффективный брак или 2,15 детей в среднем на одну женщину за всю жизнь. В западных странах последние 200—250 лет рождаемость медленно и неуклонно снижалась — теперь везде число детей менее 2,0, в странах ЕС —1,4, а в некоторых странах еще меньше — в Германии 1,3 (там уже 30 лет депопуляция), в Испании 1,15, в Италии, Чехии, Болгарии — 1,19. Длительное сохранение такого уровня детности истощает демографический потенциал страны. Этот процесс хорошо виден на примере исчезновения коренных жителей столиц — парижан, лондонцев, и т. д. Численность городов за счет приезжих может даже расти, а коренные горожане при этом вымирают как динозавры. Масштабы депопуляции, начавшейся в России с 1992 г., пока еще маскируются положительным сальдо миграции, тем не менее население сократилось до 145 млн. В 2000 г. естественный прирост отмечен всего лишь в 15 субъектах РФ (из 89!). В 1992—1999 гг. не удалось восполнить новорожденными 2,4 млн. чел. — эта цифра в два с лишним раза превышает потери Англии, Франции, США за семь лет Второй мировой войны! Ожидается к 2016 г. сокращение численности населения РФ до 134 млн., а без иммиграционного притока — до 125—130 млн. чел.

Уменьшение числа детей в семье означает резкое изменение всего строя жизни, систем ценностей, ослабление отцовства и материнства, сплоченности родителей и детей, исчезновение ролей брата и сестры, дезорганизацию систем родства. Мир стремительно скатывается в пропасть бессемейной организации жизни, к удобному и необременительному одиночно-холостяцкому существованию, к стокгольмской модели (лишь половина брачного контингента вступает в брак и 2/3 из них разводятся, увеличивая долю тех, кто снимает с себя ответственность за изоляцию ребенка от одного из родителей и кто практикует "серийную моногамию или полигамию", а также разного рода альтернативные формы сексуального поведения).

Направленность ориентации семей на существенное повышение достатка и понимание неизбежности того, что в современной российской ситуации это не всегда осуществимо, подтверждается данными социологического опроса 1300 семей, осуществленного кафедрой социологии семьи социологического факультета МГУ в 21 регионе страны в 1999—2000 гг. Ощущаемая у 92% опрошенных разница между тем, что хотелось бы иметь, и тем, что имеется, заметно выросла после 17 августа 1998 г. Это отметили 46%, тогда как после гайдаровских реформ 1992 года увеличение разницы отмечали 24% (уменьшение отметили соответственно 33,3% и 30,6% при сокращении на половину тех, кто считает что эта разница не изменилась — 20,7% и 45,2%). Вот этот разрыв в субъективно воспринимаемых уровнях достижений и притязаний (возможно, не очень точно измеренный), собственно, и является конкретным проявлением усилившихся внесемейных ориентаций, заставляющих считать любые условия жизни недостаточными для реализации потребности в рождении и подобающем воспитании двоих детей в семье.

Современный кризис семьи ярче всего выражается комплексом "малодетного и многоразводного сожительства", возникающего у наемных работников в качестве реакции на исчезновение всякой реальной возможности приспособить содержание и воспитание своих детей к "железным" законам рынка, в которых осуществляется повседневная жизнь семьи. Творческие силы рыночной экономики, на которые уповал Адам Смит и о которых много говорит Милтон Фридман, как выяснилось в ходе истории, "сами собой" не способны создать новый порядок вещей, при котором экономически и социально стимулируется вступление в легитимный брак, стабильность семьи и обзаведение несколькими детьми. Поэтому "новый порядок" в соответствии с законом стоимости, неумолимо действующим на микроуровне отдельных семей, с течением времени приходит в противостояние со "старыми" социокультурными нормами вступления в брак и рождения трех и более детей в семье.

Стихия рынка оставляет семье лишь одну альтернативу — сокращать полную реализацию имеющегося уровня (исторически сформированного в ряде поколений) потребности в детях и тем самым, снижать число детей от поколения к поколению. Рыночная экономика и дифференциация социальных институтов органически неспособны к спонтанному стимулированию наемных работников, к упрочению семьи с несколькими детьми. Экономика, ориентированная на прибыль, разрушив семейное производство оказывается бессильной с точки зрения постоянного обеспечения по крайней мере простого воспроизводства населения. Более того, подобная экономика, сосредоточенная на поддержании жизни уже рожденных людей, исключает ориентированность на воспроизводство еще не рожденных, но социально необходимых для продолжения человеческой истории поколений.

Эта функция переадресована отдельным семьям, существующим в рыночных отношениях, которые принуждают родителей, увы, к блокированию потребности в детях. Постоянное сокращение потребности семьи в детях и неполная ее реализация есть следствие экономического принуждения людей к одной-единственной альтернативе малодетности. Сложившаяся система экономики лишает население свободы выбора любой модели семьи, реальной возможности выбора любого числа детей.

Социологические исследования установок на число детей в семье убедительно показывают, что в пределах ориентации на малодетность, наблюдается бум моды на однодетность. Измерение репродуктивных установок школьников — будущих супругов — подтверждает эту тенденцию. Таким образом, россиянам (и новым и старым русским) для удовлетворения всех своих родительских эмоций вполне достаточно единственного ребенка. Второй и третий ребенок им не нужен, поэтому через 15 лет на женщину в среднем будет приходиться 0,8—0,9 ребенка и, сохранение этого уровня рождаемости до 2050 г. может сократить численность населения страны до 105 млн. человек (при положительном миграционном сальдо), и до 70—80 млн. — без миграционного притока.

Если сейчас по численности населения Россия на 7-м месте в мире (после Пакистана, Бразилии, Индонезии, США, Индии и Китая — напомню, что в 1950 г. впереди нас были только три последние страны), то на каком месте мы окажемся в середине XXI века? Я думаю, что среди стран с населением свыше 50 млн. Россия займет 20-е место, пропустив вперед Турцию, Танзанию, Египет, Иран, Вьетнам, Филиппины, Мексику, Конго, Эфиопию, Бангладеш, и может быть, Японию. А что будет дальше? Нынешние тенденции распада семейных форм существования (включая разводы, незаконные сожительства и серийные браки) сами собой не прекратятся. Поэтому самотек, скрывающий, по сути, антисемейную политику, может привести в 2075 году к сокращению россиян до 50—55 млн. и тогда нас обгонят по численности Таиланд, Колумбия, Уганда, Афганистан, Судан, Йемен, Алжир, Ирак, Аргентина, Саудовская Аравия, Южно-Африканская Республика, Гана, Корея и Кения. Россия окажется где-то на 34—37-м месте в хорошей компании с Германией, Францией и Англией. США с прогнозируемым ООН по среднему варианту к 2050 г. ростом населения до 350 млн. (ныне — 274 млн. ) окажутся после Индии, Китая, Пакистана и Индонезии в ряду с Нигерией и Бразилией. Таковой будет геополитическая карта мира в конце XXI века.

Депопуляция может стать решающей для судьбы России в первой трети XXI века. При российских пространствах, охватывающих 11 временных зон, сегодняшняя численность ее населения является рядовой, а будущая — катастрофической. Две трети российской территории заселены так же, как и в эпоху неолита (менее 1 чел. на кв. км). С учетом депопуляционной перспективы в будущем ожидающая россиян "демографическая пустыня" накладывается на географическую пустыню к востоку от Урала — там, где вечная мерзлота и полярная ночь. Плотность населения России как преимущественно северной страны (сегодня это 12 чел. на 1 кв. км) в 3 раза меньше среднемировой и в 30 раз меньше, чем в процветающих экономически странах, таких, как Япония, Бельгия и др.

Обычная аргументация противников просемейной политики в России, что вот, мол, в Европе тоже низкая рождаемость, но там "не кричат о вымирании" и вовсе не озабочены стимулированием рождаемости, в наших условиях (геркулесовской территории и карликового населения) не является логичной и убедительной. Предстоящая и вполне реальная убыль 50 млн. населения к 2030 году — если сохранять "самотек" к однодетности, если считать суицидальные устремления проявлением демократии и прав человека, если упорно держаться принципа "нельзя побуждать семьи иметь детей больше, чем они хотят" —неминуемо окажется гибельной для страны. Увы, не уменьшается число демографов, нацеливающих правительство и дальше на весьма близорукую политику полумер, на ничего не решающие и к тому же мизерные пособия для облегчения семьям "свободы" выбора между мини-желанием иметь двух детей в половине семей, и микро-желанием одного-единственного ребенка — в другой половине (при трети населения старше 60 лет и при росте доли не вступающих в брак и разводящихся).

Сокращение населения любой страны почти на треть за два-три десятка лет неизбежно станет фактором разрушения целостности государства, в т. ч. территориальной. Вся структура деятельности, приспособленная по крайней мере к сохранению потребности производства в имеющихся рабочих местах не сможет быстро перестроиться к сокращению трудовых ресурсов. Резкий рост производительности труда — первое требование, которое сразу предъявляется к народному хозяйству в депопулирующей стране. Отставание в темпах роста производительности труда от темпов убыли рабочей силы является серьезной угрозой народному хозяйству.

Необходимость охраны водных и сухопутных границ — при их невероятной протяженности в России, требует также радикального изменения военной техники и технологии в связи с сокращением когорт призывников. Это второе требование к быстро депопулирующей стране, также сопряженное с необходимостью роста производительности труда, укрепления здоровья и уровня жизни. Следует подчеркнуть, что рост феминизации во всех сферах деятельности (включая армию) означает дальнейший институциональный упадок семьи и грозит еще большим падением рождаемости.

Депопуляция резко изменяет не только численность, и численные пропорции между разными элементами демографической структуры, она делает дефицитной "обездетиваемую" и старящуюся структуру населения. Данная ситуация заставляет правительства малодетных стран употребить политическую волю для решения вопроса, который более всего на Западе возбуждает страсти и поляризует общественное мнение. Речь идет о международной иммиграции — уже сегодня в Европе (вынужденной прибегать к дешевой рабочей силе) экономические выгоды от притока иммигрантов из бедных стран ставятся все чаще под сомнение, и все больше привлекают внимание социальные издержки. Хотя миграция вносит свой вклад в генетическое "скрещивание" народов и в обогащение национальных культур, она оказывается источником внутренних и внешних напряжений. Легализация иммиграции сопровождается, как правило, льготами для иностранцев, желающих оставаться в статусе иностранцев, что таит в себе взрывоопасные межнациональные конфликты.

Проблема этнической структуры или национальной идентичности страны — надо откровенно это признать — обостряется при депопуляции, поскольку прекращение всякой иммиграции невозможно не только в открытом, но даже и в закрытом обществе из-за наличия подпольной миграции, как это наблюдается ныне у нас на Дальнем Востоке. Правительства депопулирующих стран в связи с невозможностью быстрого роста потребности в детях и рождаемости, обречены компенсировать убыль населения притоком извне, т. е. регулировать размах и темп иммиграции.

" Совершенно очевидно, — пишет канадский демограф А. Романюк6,— что если миграция продолжается в больших масштабах в стране, где коренное население не воспроизводится, то это ведет к глубокой модификации этнической структуры и может поставить под сомнение национальную идентичность страны. Расчеты, сделанные для Канады... показывают, с какой быстротой осуществляется этнокультурная реструктуризация страны под тройным воздействием числа иммигрантов, их повышенной рождаемости и убыли коренного населения из-за хронически низкой рождаемости... Будущее того общества, которое обрекает себя на низкую рождаемость, неминуемо начинает определяться иммигрантами".

До недавнего времени — до принятия в сентябре 2001 г. Концепции демографического развития РФ — демографическому процессу депопуляции и разваливанию института семьи была дана возможность зайти далеко, до тех отодвигаемых — опрометчиво! — в отдаленное будущее пределов, когда "негатив" мог угрожать существованию самих властных систем. Но если у нас на выборах избиратели пока еще не требуют от кандидатов программ борьбы с депопуляцией, это не значит что разрушительность ее нынешних последствий, в т. ч. и для власти, перестала действовать. Политика откладывания "на потом" переделки отношений институтов семьи и государства, уравнивания института семьи с другими социальными институтами иначе как антисемейной не назовешь. По-видимому, есть политические силы и монополии, заинтересованные в явных для них удобствах депопуляции, позволяющих интенсивное реформирование страны свести к сырьевой экономике, нуждающейся всего лишь в 40 млн. населения.

Цели семейной и демографической политики подразделяются на две взаимосвязанные части. Стратегическая задача по изменению положения семьи среди других социальных институтов, по укреплению нового фамилизма в обществе, по ликвидации убыли населения является ведущей. Реализация ее требует 30—50 лет и неминуемо растягивается на два-три поколения. Проблема формирования и укрепления массовых норм среднедетности (3—4 детей в семье) требует долгосрочных усилий по ликвидации ущемленного положения института семьи среди других социальных институтов, правового обеспечения автономности семьи, общественного договора между институтами государства и семьи, укрепления семейного производства на основе соединения места работы и дома, воссоздания класса домашних хозяек-матерей с их пенсионным обеспечением, введения семейной зарплаты в системе наемного труда, реализации льготного налогообложения и кредитования молодых семей и ряда других мер в рамках главного принципа семейной политики Д—Н—К (доходов — налогов — кредитов: обеспечения реальных возможностей для среднедетной семьи по добыванию приемлемого дохода, по снижению налогов и предоставлению кредитов для домохозяйств). Это направление политики предполагает прежде всего централизованную политику государства.

Другая задача ( "ремонтного типа" связана с нейтрализацией уже ощутимых сегодня негативных последствий депопуляционного и семейного кризиса, с попыткой затормозить нежелательные явления, ограничить их действие до того момента, пока не заявят о себе результаты реализации главной цели политики укрепления семьи с обоими родителями и с несколькими детьми. В рамках существующей Концепции демографического развития срочно требуется конкретная по целям, срокам и средствам проработка программ поощрения полной семьи с детьми, сочетаемая с продуманной иммиграционной политикой и мерами по укреплению здоровья и снижению смертности.

А. И. Антонов

профессор, доктор философских наук, зав. кафедрой

социологического факультета МГУ,

академик-секретарь Отделения демографических прогнозов

Международной Академии исследований будущего.

Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, все-человеком, если хотите.

Пресса все чаще затрагивает тему проявления национализма в России среди русского населения, целый ряд средств массовой информации ведет дискуссии о противодействии национализму. В большинстве случаев происходит подмена истинных понятий национализма и ксенофобии, отождествления национализма и фашизма, и что хуже всего, делают это намеренно. Для того чтобы обсуждать подобные темы, необходимо сначала разобраться в ключевый понятиях.

Национализм – широко распространенное понятие во всем мире, имеющее довольно четкое определение, приводимое в авторитетных источниках:

Американский общий словарь английского языка.

Полный исправленный словарь Вебстера.

Энциклопедия Британника.

В Европейских странах, США и ряде стран Азии понятие национализма имеет нейтральную или положительную окраску. В России, в зависимости от исторического периода, это понятие меняло свой смысл.

В дореволюционный период понятие национализма олицетворяло самые положительные чувства человека к своему народу. Основа и сила Российской империи была в национальном единстве. Малым народам не навязывались светские устои, а оказывалась всевозможная поддержка в развитии и защите. В «Психологии русской нации» профессор П.И. Ковалевский в это понятие вкладывает следующий смысл: «Национализм – это проявление уважения, любви и преданности до самопожертвования в настоящем, почтения и преклонения перед прошлым и желание благоденствия, славы, величия, мощи и успеха в будущем – той нации, тому народу, к которому данный человек принадлежит».

В начале XX века, в дореволюционный период, понятие национализма сохраняет положительные черты. Продолжается образование и трудоустройство народов, никаких предпосылок для неприязни к другим нациям нет. Русский филосов и политолог И.А. Ильин пишет: «Национализм есть духовный огонь, возводящий человека к жертвенному служению, а народ к духовному расцвету. Национализм проявляется прежде всего в инстинкте национального самосохранения, и этот инстинкт есть состояние верное и оправданное. Не следует стыдиться его, гасить или глушить его; надо осмыслить его перед лицом Божьим, духовно обосновывать и облагораживать его проявления».

Одним из последствий Второй Мировой Войны является изменение идеологического оправдания государства. Национал-социализм Третьего Рейха отражает подмену понятия национализма, используя его для определения национальной исключительности арийской расы. В советских филосовских словарях послевоенного времени национализм определяется как «принцип идеологии и политики, выражающийся в идеях и представлениях о национальной исключительности, превосходстве одних народов над другими, национальной обособленности, неприязни и вражде». Как мы видим, здесь налицо новое, бытующее в партийных кругах СССР искаженное понятие национализма. При этом для них буржуазный национализм – продукт капиталистического общества, неизбежно порождающего межнациональные антагонизмы, расовую дискриминацию и угнетение. Буржуазный национализм — это попытка обосновать возможность классового мира внутри одной нации, противопоставления друг другу трудящихся разных национальностей. Подобные взгляды могут привести только к разобщенности многонационального государства.

К 90-м годам XX века послевоенное поколение интеллигенции, политических руководителей в угоду господствующей идеологии понятие национализма начинают смешивать с фашизмом. А это два противоположных явления.

Фашизм — форма политической диктатуры, характеризующаяся насилием над массами через всеобъемлющую государственно-политическую машину.

Соответственно одной из сторон фашизма является огосударствление всех сторон жизни, посредством создания системы массовых организаций. Почему же это происходит? Существует точка зрения, что появление фашизма и национал-социализма в Западной Европе связано с определенным кризисом истинного национализма и усилением радикальных (и террористических) его проявлениях. Однако фашизм находил своих сторонников даже в тех странах, где гражданский национализм не был популярен или являлся господствующей идеологией.

Современная Россия почти незнакома с истинным понятием национализма. Средства массовой информации, зачастую, фашизмом называют любые действительные или мнимые проявления тоталитаризма в сочетании с идеей национальной или расовой исключительности, а также симпатии к нацистской символике и эстетике. Национализм часто смешивается с его крайними проявлениями, такими как ксенофобия, шовинизм и расизм. Это приводит к тому, что именно борцы с идеологией национализма (в его новом понимании в России) разделяют ксенофобские взгляды, отрицая природное право любого человека независимо от этнической, религиозной или социальной принадлежности на собственную точку зрения. Самое опасное то, что в различных кругах придерживаются двойных стандартов в определении термина «национализм», обвиняя великодержавные нации в шовинизме, а ультранационализм малых народов называют «борьбой за национальную независимость».

Почему же понятие национализма в России так сильно отличается от того же понятия в странах Западной Европы, США и некоторых странах Азии?

Кому выгодно поддерживать негативное отношение народных масс к национализму. Одной из точек зрения о причинах этой проблемы является то, что «гости» ведут агрессивное самоутверждение по отношению к «хозяевам» (вплоть до желания полностью занять их место), постоянно выставляют какие-либо требований к ним, превозносят свои права над законом «хозяев», отрицают какие-либо обязанности и ответственность. Это выливается в навязчивое превознесение своего национального, религиозного или социального превосходства перед «хозяевами», демонстративном неуважении к законам и обычаям «хозяев», агрессивным навязыванием «хозяевам» ложного чувства вины перед «гостями». Подобные проявления одного из видов ксенофобии (неофициально называемом кириофобией) встречаются не только в России: проблема арабов во Франции, мусульман в Австралии, выходцев из СНГ в Европе, США и Канаде.

Российская проблема с неверной трактовкой понятия национализма весьма глубока. В обществе поддерживается враждебное отношение к национализму, основанное на отрицательном отношении к национал-социализму Третьего Рейха, и фашизму. Подменяя истинное понятие национализма, достаточно легко манипулировать сознанием общественности (а в особенности интеллигенции) для достижения собственного благополучия в чужой стране.

Что же такое «русский национализм»?

Россия большую часть своей истории является многонациональным государством. Русский человек изначально позиционирует себя как «брат» всем народам мира, у него нет никакой нетерпимости к другим по национальному признаку, но это не означает, что его дружелюбие должно приносить ему вред. «Именно национализм есть та сила, которая дает русскому человеку непоколебимую веру в свою Родину. На основе национализма любовь к Родине соединяется с верою в ее призвание, в творческую силу ее духа, в тот грядущий расцвет, который ее непременно ожидает...»

Путь России – признание права на существование и самобытность каждой нации, но в рамках единого стремления к укреплению своей Родины, защите ее культуры и истинной истории. Нелегальная и неконтролируемая иммиграция является одним из источником опасности для самобытности России.

Сохранения и развитие истинного национализма в России – один из путей выживания русской нации (в том числе малых народов) в процессе глобализации в мире.

«Не существует ни одной высшей идеи – политической, общественной или религиозной, которая требовала бы от нас принести в жертву Россию, подорвать и уничтожить её государственность, вредить её усилению, ущемлять и ограничивать русский народ. Если какая-то идея этого требует, то либо мы её поняли неправильно, либо сама идея ложная. И с любовью к России и именем русского несовместима. Если же что-либо обращает нас к ненависти к России и русскому народу, то нам следует внимательно выслушать и поступить наоборот», — такой вывод мы сделали в первой части нашего разговора о национализме.

Но что такое Россия? Можно, ведь, в конечном счете, взять любой уголок мира на контурной карте, закрасить его любым цветом и написать сверху фиолетовым фломастером: «Russia». Тоже ведь найдутся умники, которые скажут, что «это и есть Россия». Россия, нуждается в определении, поскольку именно она выступает нашей главной ценностью. Забота о «русском» выступает прежде всего как забота о России — такова фигура русской мысли, в которой не народ и не государство, а именно страна, служат отправным пунктом и конечной целью размышления.

Своеобразие каждой страны, её самость создаются своеобразным сочетанием составляющих элементов. Облик одной страны утрачивается без языка, в то время как другая страна может быть многоязычна, для одной страны безгосударственное существование равносильно гибели, для другой государство не представляет ничего существенного в определении.

Так и в бытии России существует определенное сочетание необходимых и достаточных элементов, наличие которых говорит нам, что Россия есть, а отсутствие скажет, что её нет. И в нашем случае элементы эти чрезвычайно просты: Россия — это территория, народ и государство. Сочетание и сосуществование этих трех и создает Россию. Просто? Но, тем не менее, этого достаточно и это необходимо. Ни язык, ни религия, ни те или иные культурные особенности, ни общественные установления не составляют того отличия, без которого Россия невозможна. Чтобы Россия существовала, достаточно, чтобы территорию России населял русский народ, объединенный в русское государство.

Эта простая формула, безусловно, требует пояснений.

Русское пространство как икона

Территория не сводится к обведенному пространству на карте. Территория — это определенная иерархия пространств, это их взаимосвязь и взаимоподчинение. Это пространство как икона истории, — овеществление тысячелетнего исторического пути. Это не только вмещающий природный ландшафт, но и вмещенный «антропогенный», то есть то, что создано или изменено человеческим трудом.

Пространство России сегодня, безусловно, искажено. Нам хватает простора, нам хватает ресурсов и любой народ мира, наверное, мог бы только позавидовать (и завидуют) той земле, на которой мы живем. Но человеческий, исторический лик этого пространства поруган. У России отторгнуты её исторические земли, попраны её столетиями созидавшиеся национальные (национальные, заметим, а не «имперские») границы, попросту украдены созданные ею заводы и открытые ею месторождения.

Само русское пространство сегодня переживает тягчайший кризис. Это не столько кризис сокращения, сколько кризис структурности, утрата представления о верной иерархии пространства. Наверное, наиболее выпукло это иерархическое смещение чувствуется на российских банкнотах, изображающих русские города. Если триаду Красноярск, Санкт-Петербург, Москва понять еще можно, хотя решительно непонятно, почему Москва представлена Большим Театром, а Кремль и вовсе на ней не присутствует, то дальше начинается разнобой — почему именно Архангельск, почему именно Ярославль, а не Владимир или Ростов Великий. Некоторая остаточная логика в этом, конечно, есть — на этих деньгах представлена русская Россия — Казань или Махачкала вызвали бы куда больше вопросов. Но вызвали бы именно потому, что в своей «автономности» они не воспринимаются больше как русские города, их принадлежность России находится под внутренним вопросом. Такую же утрату внутренней иерархии пространства демонстрируют и политики и интеллектуалы с их проектами «переноса столицы», «переноса части столичных функций», «многостоличья». Само возникновение подобных проектов, тем более, — серьезное их обсуждение, свидетельствует: утрачено понимание русского пространства как иконы русского времени, иконы русской истории.

Неопределенность внутренней структуры российской территории и произвольность её внешних границ, отторжение исторически значимых территорий и наша неуверенность в их принадлежности, готовность согласиться с заявками сепаратистов — всё это симптомы кризиса исторического сознания. Кризиса смыслового пространства русской истории, производным от которого является и пространственный кризис.

Территория формируется историческими притязаниями и деяниями, которые эти притязания подкрепляют. Очевидно, что России принадлежат Киев и Чернигов по праву исторического преемства Древней Руси, Понятно, что её притязания на Прибалтику обоснованы не «пактом Молотова-Риббентропа, а Северной Войной, понятно, что непросто отменить те события, которые создали Русский Кавказ, Русскую Среднюю Азию, понятно, что превращение Кенигсберга в Калининград венчает длительную историческую борьбу России и Германии за доминирование на Северо-Западе Европы, символ безвозвратного прекращения Drang nach Osten. Но поскольку Россия переживает кризис истории, кризис времени, постольку она переживает и кризис своего пространства. Икона не может изображать и символизировать, если не понятно что она изображает и символизирует.

Логика самоненависти

Доля ответственности за исторический кризис лежит не только на идеологах самоненависти, немало потрудившихся над разрушением русской истории, но и на официальной историографии, сведшей весь ход нашей истории к одномерному процессу усиления государства, концентрации — собиранию земель, росту централизации, укреплению контроля центра над периферией. Сведенная к этому процессу русская история теряла большую часть своих смыслов, уплощалась до неинтересной одномерности. В результате, когда централизационный процесс неожиданно сменился быстрым катастрофическим распадом, то русская история была лишена основания и легитимности. Превратилась в дорогу никуда.

Столь же чудовищные последствия имела и нелепая периодизация духовной истории России по степени её «модернизации», освоения ею западных, «европейских» начал. В этой концепции три периода русской истории — московский, петербургский и советский соотносятся как три эпохи всё большей «модернизации» России, а нынешний, «постсоветский» является, по сути, увенчанием этого процесса, когда «модернизация», видимо, должна дойти до той степени, когда сама Россия прекратит свое самобытное и самостоятельное существование, наконец-то влившись в Европу. Эта концепция основана на глубоко враждебном нам принципе самоненависти — Россия отказывается от самости во имя «западных начал» и в итоге самоуничтожается.

Логика самоненависти выстраивает целую иерархию исторических «нигилизмов», каждый из которых проникнут враждой к той или иной «эпохе» русской истории, в зависимости от отношения к «модернизационной» парадигме. Одни страстно ненавидят советский период за то, что он был недостаточно «модерным», за «совок», противопоставляемый правильной жизни на Западе. Другие, напротив, ненавидят советский период за слишком высокую степень модернизации по сравнению с «Россией которую они потеряли». Но точно так же Петербургский период ненавистен как тем, кто видит в нем «западный псевдоморфоз» оригинальной культуры Московской Руси, так и тем, для кого петербургская Россия «недоразвита» по сравнению с Европой и миром. Даже по отношению к Московскому и всему христианскому периоду русской истории находятся те, кто склонен занимать «реакционную» позицию с опорой на язычество.

Модернизационная парадигма русской истории, вне зависимости от знака её оценки порождает внутреннюю самоненависть по отношению к тем или иным периодам русской истории. Порождает раздробленное и кризисное её восприятие, что в интересующем нас аспекте приводит и к раздробленности восприятия структуры русского пространства.

Однако историческая основа, по которой выткана была велика Россия, не повреждена. Стоит древняя Москва, на северо-западном рубеже с древними Новгородом и Псковом соседствует новая (если можно назвать новым трехсотлетний город) жемчужина Санкт-Петербурга. Великие города Урала и Сибири отмечают вехи того великого колонизационного порыва, который сделал Россию хозяйкой Евразии. Даже на потрясенном Кавказе не лишились своих имен казачьи станицы и над Грозным развевается флаг России.

Россия создавалась с много меньшего и возрождалась иной раз из куда более тяжелого положения. Пока историческая логика и иерархия русского пространства остается неизменной, до тех пор на севере Евразии, на Русской равнине и в Сибири будет располагаться не ничейная земля, а территория России.

До тех самых пор, пока эта территория будет населена русскими.

О значении русского народа

Существуют страны, для самобытности и национального единства которых этническое начало не важно. Швейцарская нация, например, составлена из трех разноязыких племен — основа их единства — общий исторический ландшафт, а не этническая история. Но существуют страны, относительно которых это безусловно не так. Невозможно себе помыслить Японию без японцев, Германию без немцев или Францию без французов. Немыслима и Россия без русских.

Именно народ сосредотачивает в себе ту культурную, религиозную жизнь, развивает язык, которые представляют внешнему наблюдателю своеобразие и отличие России от любой другой страны. И для взаимодействия с иными народами, включавшимися в территорию России, создавался русский мир, то общественное и культурное пространство, в котором носители иного языка, иной веры, иной культуры приобщались к тому, что составляет основу русской жизни. История, кажется, не знает примера столь широко раскинувшейся в пространстве и проводимой столь мирными средствами культурной революции, превращавшей иные народы не только в граждан империи, не только в живых членов русской нации, но и в органическую часть русского народа, русского этноса.

Народ и нацию надо строго отличать друг от друга. Нация — понятие, прежде всего, политическое и идеологическое. Народ, этнос — понятие психологическое и культурное. Членам единой нации обязательно иметь одинаковый образ мысли, но не обязательно иметь одинаковый бытовой, культурный строй. От членов нации требуется лояльность государству, политическому устроению страны. Народ объединен и общностью повседневной жизни. Русская государственность никогда не требовала от оказавшихся на территории России народов непременного включения в русский народ, ассимиляции, и тем удивительней то, что эта добровольной ассимиляция успешно шла. И уж тем более никому (до сравнительно недавнего времени) не приходило в голову оспаривать тот факт, что Россия – это страна русских, что русская политическая нация образуется на базе русского этноса.

С исчезновением или подрывом в жизни России русского начала сама Россия как страна прекратит свое существование, поскольку ослабеет и исчезнет та историческая динамика, которая увлекало в строительство России иные народы. Каждый из них займется собой и своим делом. С ослаблением русских рассыплется и русская нация, с исчезновением нации станут невозможны ни государство, ни Империя… И наоборот — пока русские живы и живут на территории России, до тех пор Россия будет существовать и способна будет к самоусилению и развитию.

Инородцы и иноплеменники

Нелепо и абсурдно утверждать, что история России не является русской историей, культура России как интегрального целого — русской культурой, а русский язык не есть язык русских. Отрицать всё это — непорядочная игра словами. Инородцы играли в строительстве русской культуры, в развитии русского языка не меньшую, но и не большую роль, чем в развитии многих других народов. Инородцы, но не иноплеменники. Можно было родиться в каком угодно племени, но принять в себя русскую культуру и русскую жизнь и стать русским.

Иное дело иноплеменник, то есть тот, кто пытался и пытается занять место в русской народной жизни не меняясь внутренне, действовать в русском культурном и жизненном пространстве, но в интересах своего племени, которому только и принадлежит его сердце. Подобное иноплеменное начало русская культура всегда отторгала, поскольку в подобном иноплеменничества заключена была чуждость народу, стремление воспользоваться им, по сути – поработить его (пусть на какое-то время и в микроскопическом масштабе) иному племени.

Веками русский народ пестовал инородцев, и эти инородцы становились его столь же верными сыновьями, как и «гордые внуки славян». Принявший Россию и всё русское инородец не чувствовал ни в чем ущерба, но и не испытывал никакой униженности, что вокруг, обычно – на первенствующих местах, были «чистокровные» русские. Его это не оскорбляло и не удивляло, как не станет это удивлять самого русского.

Однако в новое время и особенно в ХХ веке этот принцип был оспорен и разрушен. Россия получила мощнейшую дозу иноплеменничества, агрессивного иноплеменничества.

На русских просторах стали множиться племена, которые готовы были прикинуться инородцами, получать выгоды от пользования благами и возможностями русской культурной и общественной жизни, от усвоения русской цивилизации, но не желали меняться, не хотели становиться русскими. Порой они доходили не только до отрицания русского племени, но и до отрицания русской нации и русской империи, но не переставали претендовать на политическую власть, на экономическое или культурное доминирование.

Пока русские колонизовали окраины своей бескрайней державы, новое «великое переселение народов» двинуло эти народы на колонизацию русского центра, центра не столько географического, но и символического. Появились нерусская «русская интеллигенция», нерусская «русская литература» и даже нерусский «русский язык». Ведутся, хотя и в пробирочном пока масштабе эксперименты по выведению нерусского «русского православия». Нерусское в них не этническое происхождение их «творцов», а их целеполагание. Их цель либо личностное самовыражение, либо, не менее часто, служение своему племени (да не подумает никто, что речь ведется лишь об одном племени — проблема иноплеменничества в России давно уже не сводится к евреям). Чаще же всего служение племени под личиной «самовыражения».

Фактически, рычаги и механизмы русской культуры используются для порабощения русских, для превращения их в добытчиков символического капитала для других. Быть русским и служить России, быть русским и работать на Россию – сегодня, увы, не одно и то же. Причем отнюдь не всегда русские хотя бы имеют возможность работать на Россию. Их труд, и материальный и умственный, уходит на сторону, а порой и обращается против самой России.

Многонациональность как иноплеменническое иго

Понятно, что бесчисленные декларации о «многонациональном» характере России, о необходимости «толерантности» к другим народам и культурам служат в современной России прежде всего цели ограждения иноплеменничества от критики и попыток ограничения. Россия веками существовала как многоплеменная империя и многоплеменная нация — в ней шли процессы ассимиляции и эмансипации, и всё это время вопрос о «многонациональности» её не ставился. Все понимали, что Россия — русское государство, что при всей разноплеменности — это единый национальный и политический организм. И вопрос о том или ином племени в его особенностях решался на основе привилегий, а не признания «прав» иноплеменников. Единственным полновесным исключением была Польша, автономия которой охранялась именно на основе признания политических прав польского племени — и, как и следовало ожидать, эта выделенность привела лишь к постоянной «польской крамоле», терзавшей Россию XIX века.

Советская национальная политика, заложившая бомбы под государственное единство России и посеявшая семена смуты, была, все-таки, при всем своем интернационализме и создании искусственных «наций» все-таки далека от поощрения иноплеменничества. Напротив, всем сколько-нибудь крупным народам в СССР предоставлялась возможность вести свое автономное, политически оформленное существование. Каждому, хоть и в рамках социализма, было предложено растить и развивать своё, вместо паразитирования на чужом. И многие народы и племена России с радостью развивали собственные культурные начала, хотя и не стремились разорвать культурной связи с Россией. Напротив, именно в советский период, развитие национальных культур еще раз подтвердило ни с чем не сравнимый статус русской культуры. Многонациональность СССР, не только не устранила, но и в чем-то подчеркнула русский характер государственности. Первенство русских никто не стал бы оспаривать.

Лишь в 1990-е годы, когда по формальному составу Россия превратилась в моноэтническое русское государство со сравнительно небольшими меньшинствами, неожиданно во весь голос начала декларироваться «многонациональность» России.

Эта «многонациональность» — не соблюдение прав входящих в Россию народов, которые и без того достаточно обеспечены, а либо прикрытие сепаратизма, либо оправдание иноплеменничества, оправдание разрушительной работы во вред русским и на пользу исключительно своему «выделенному» племени. «Многонациональность России» — это псевдоним господства иных племен над русскими.

И внушаемая русским самоненависть, идея нашей национальной и культурной ущербности — ущербности нашего языка и культуры, нашего пространства и образа жизни, миф о какой-то «преступности» русской истории, о вине русских перед другими народами (не перед Богом или самими собой, а именно перед иноплеменниками), — всё это орудие господства, инструмент иноплеменного доминирования. Сперва это доминирование было прежде всего интеллектуальным, сперва в умах и душах русских восторжествовала идеология самоненависти. Затем, духовно покоренные предоставили покорителям в их безраздельное властвование свои материальные ресурсы, свою политическое и социальное пространство. Отдали в их распоряжение Россию…

Русские остались в России «большинством населения». Но перестали быть творцами своей истории, творцами своих идей и своей культуры, хозяевами своих богатств, распорядителями своей политической власти. Во всех этих областях доминирующее положение занимают даже не инородцы, а именно иноплеменники, племенные кланы, оборудующие за наш счет свою историю и культуру, преумножающие свои богатства и закрепляющие свою политическую власть. Русским же не удается выступать здесь хотя бы на равных, хотя бы как племенному клану среди других кланов, поскольку они не имеют племенной стратегии, не обладают опытом ведения клановых войн.

Однако этнозащитные механизмы должны сработать и они сработают. Они могут сработать в направлении «трайбализации» русских (или региональных и функциональных групп русских), что приведет к изменению отношения народа к России, она перестанет восприниматься русскими как своё государство, превратится в нейтральное пространство племенного действия русских как одного из обитающих здесь племен и в племенных интересах.

Альтернативой может стать только национализация русских, трансформация отношения России как к общему достоянию в активную политическую установку. Установку, для которой нетерпимо иноплеменничество как тип поведения инородцев в России.

Единственное, что может воспрепятствовать в этом случае России — утрата внешней и внутренней политической независимости, фактическое прекращение существование русского государства.

Что такое русское государство

Государство — третий непременно необходимый элемент существования России. Государственное оформление совсем не является непременным условием существования любой страны. Многие страны не имели независимости и государственности столетиями и не имеют до сиих пор, однако это не приводило к прекращению их существования. Но даже и для государственных наций, например – для французов, само по себе государство не представляется первостепенной ценностью, на первом месте стоят «общество», «цивилизация».

Совсем иначе в России. Именно создание, строительство и развитие своего государства, переход от оборонительных задач к национальным, от национальных к имперским и цивилизационным был основной деятельностью русского народа на его территории в течение десятилетий. Государственные связи, общественные отношения оформленные и осуществленные через государство и создали Россию. Государственная традиция русских устойчива и способна к самовоспроизводству — в истории России были десятки «удобных» моментов для её прерывания, обрыва, фиксации идеи «совсем нового государства». И несколько раз предпринимались такие попытки. Но государственная традиция раз за разом восстанавливала себя и выстраивала обрубленные политические связи даже тогда, когда в жизни общества переворот был радикальным и не допускающим возможности реставрации.

На современном этапе русской истории государство переживает тягчайший кризис, именно его слабостью и шатанием определяются и кризис народа и кризис территории. Государство утратило в значительной степени способность быть инструментом социальной коммуникации и трансформации. Государство перестало восприниматься как общенациональное дело, и в результате нация осталась вовсе без дела, а государство без необходимой для его созидания энергии. Вся энергия ушла в «приватизацию власти», в превращение остаточного властного (точнее «административного») ресурса в источник личной наживы. Но если учесть первоначальную глубину кризиса, первоначальную силу самоотрицания, вложенную в потрясения «перестройки», то итоговая оценка не будет столь уж категоричной — Государство Российское на удивление быстро возвращает себе свою традиционную природу, а доверие к государству как к средству общественной коммуникации возвращается. Государство вновь становится в России объектом интереса, причем общественно значимого интереса, а не только личных денежных интересов коррумпированной элиты. Вкус к государственному строительству не пропал.

Зачем россия?

Россия есть, — это следует из вышесказанного. Ни один из элементов, создающих страну, не утрачен до такой степени, чтобы нормальная жизнь страны не была возможна. Но все эти элементы ослаблены и хрустят под грузом исключительно тяжелых проблем. Территория постепенно утрачивает свою иерархическую структуру и внутреннюю логику; русский народ утрачивает своё положение в созидании страны под давлением иноплеменничества, государство напрочь утратило свое целеполагание, без которого никакое государственничество, никакое укрепление властной вертикали, не дадут никакого эффекта. Утрачено то смысловое начало, которое сковывает элементы страны единой цепью и направляет их к общей цели. Это смысловое начало дает то необходимое «для», которое вносит упорядоченность и динамику во все элементы: «государственность для чего?», «территория для чего?».

Для Руси свв. Александра Невского и Сергия Радонежского такой руководящей идеей была идея святости. Русский жил для того, чтобы быть святым, работал для упрочения святости, увеличения числа святых на Руси. Для Великой России от Ивана III до Николая II таким упорядочвиающим смыслом была идея Империи, Римского Христианского Царства, призванного Богом к всемирно-исторической роли Удерживающего. Именно эта идея скрепляла Русь, давала ей направления территориальной экспансии, упорядочивала отношения между народами, задавала форму государственности. Подорванный и отвергнутый религиозно-политический идеал Империи сменился в советский период посюсторонним идеалом новой цивилизации, именно грезы о новом типе устроения общества, новом уровне материальной культуры и организации человеческих отношений стояли и за первоначальными мечтами о «мировой революции», и за строительством «социализма в одной стране» и за моделями «развитого социализма». Именно в этом цивилизационном, над-имперском и над-национальном ключе и были выстроены в СССР и политические и национальные отношения, и организация территории.

Отказ от этого цивилизационного смысла привел к обессмысливанию России. Сегодня страна не существует ни для чего и ни для кого.

Еще не так давно модной была идея, что и вообще ей существовать незачем, что русским хорошо бы закончить маяться и всем личным составом эмигрировать на Запад. Сегодня воля к жизни начинает превозмогать самоненависть и «волю к смерти», но эта воля к жизни лишена смыслового наполнения. Русская душа мечется в поисках смысла, но натыкается только на отравленные самоненавистью и оскверненные источники. Ни одна из «реставрационных» идей в строгом смысле этого слова — ни советская цивилизационная, ни российская имперская, ни древнерусская православная не дают необходимых сил и форм для осмысления сегодняшней реальности. Человек исступленно озабоченный выживанием не может серьезно молиться, человек, косящий от армии, не способен быть строителем империи, человек уклоняющийся от налогов далек от русского типа строителя новой цивилизации… Сперва необходимо вылечить болезнь, исправить уродство, наполнить страну жизненной силой, сперва следует защитить себя, а затем посягнуть на высокий идеал. Точнее, идеал сам проявит себя, прорвет любую немощь, как только мы станем на ноги. Великая мечта вступит в свои права, стоит русскому человеку свободно вздохнуть хотя бы одним легким.

Определение понятий

Необходимо четко различать понятия "национальная идея" и "государственная идея". Между тем эти понятия нередко рассматриваются в качестве синонимов. Это объясняется, в частности, заимствованием западной терминологии, поскольку именно в странах Запада понятие "нация" тождественно понятию "государство", а "национальность" -- понятию "гражданство".

Так, например, многочисленные эмигранты, обосновавшиеся за последнее время в странах Западной Европы и получившие местное гражданство, официально рассматриваются уже в качестве "французов", "бельгийцев", "немцев" и т. п., хотя в этническом и зачастую в расово-антропологическом отношении ничего общего с коренным населением не имеют.

В Советском Союзе понятие "национальность" всегда означало этническую принадлежность. В современной России указание национальности (как этнической принадлежности) в официальных документах необязательно, а понятие "россияне" является фактически синонимом понятия "граждане России". Отмена графы "Национальность" вызывает многочисленные протесты. Люди не желают быть абстрактными "россиянами", просто гражданами РФ. Они хотят быть русскими, татарами, адыгейцами, бурятами и т. д. Лишь небольшой процент космополитов-"общечеловеков" стремится скрыть свое этническое происхождение, спрятаться за чисто юридическим понятием "гражданин России", руководствуясь при этом то ли непонятным стыдом за принадлежность к своей национальности, то ли скрывая ее из каких-то политических или житейских соображений.

Что же такое национальная идея и в чем ее отличие от идеи государственной? Национальная идея в нашей трактовке -- это идея данного народа в ее этническом значении. Если существует народ -- существует и его национальная идея. Так, например, существует русская национальная идея, татарская национальная идея, немецкая национальная идея и т. д. В то же время не может быть российской национальной идеи, но существует российская государственная идея.

Национальную идею следует рассматривать как цель, поставленную Богом перед данным народом, как тот вклад, который в соответствии с божественным планом данный народ должен внести в мировое развитие. Государственная же идея -- это совокупность политических, юридических, социальных и экономических принципов, на которых основывается государство, где проживает данный народ. Оптимальной государственной идеей будет такая, которая в наилучшей степени способствует реализации цели, заданной в национальной идее.

Таким образом, если национальная идея является целью существования того или иного народа, то оптимальную, "правильную" государственную идею следует рассматривать в качестве средства достижения данной цели. Я особо подчеркиваю здесь слова "оптимальная, правильная государственная идея", поскольку далеко не всякая государственная идея способствует реализации национальной идеи народа. Так, например, нынешняя государственная идея Российской Федерации находится в глубоком противоречии с национальной идеей русского народа, не позволяет ему реализовать свои национальные цели и потенции.

В чем же состоит суть национальной идеи любого (не только русского) народа? Если исходить из религиозного, мистического характера национальной идеи (как установленной для народа самим Богом), то из этого вытекает, что основная суть национальной идеи заключается в ее объективности. То есть она существует независимо от желаний, умонастроений и воли данного народа. "...Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности", -- отмечал В. Соловьев (Соловьев В. Русская идея. М.: Республика, 1992. с. 187), и с этим нельзя не согласиться, если подходить к историческим процессам с христианской точки зрения. А именно из христианской точки зрения автор здесь и пытается исходить. В соответствии с такой трактовкой национальная идея -- это своего рода предустановленная, заранее заданная свыше программа. Народ может выполнить ее полностью, частично или же не выполнить совсем -- это ровным счетом ничего не меняет: программа существует как объективный фактор, как некая потенция, реализация которой зависит от промысла Божьего и свободной воли народа.

Здесь можно провести аналогию между отдельной личностью и личностью коллективной, каковой является народ. Является ли появление на свет того или иного человека с данной конкретной душой, данным конкретным набором психических и физических особенностей событием случайным, или же рождение именно данного человека, данной души было предопределено Богом? Аналогичным образом можно поставить и такой вопрос: является ли возникновение какого-либо народа (как правило, в результате таких событий, как разделение или смешение каких-либо племен, изменение места проживания, завоеваний и т. д.) делом случая, или все исторические события, приведшие к возникновению данного народа, были предопределены свыше (вследствие чего и появление этого народа было делом предопределенным)? В соответствии со смыслом христианства, полагающего бессмертие души, ни появление на свет отдельного человека, ни возникновение какого-либо народа не может быть случайностью, следствием лишь игры стихийных природных сил. А если в таком возникновении была предопределенность, то должна существовать и заданная свыше цель существования как отдельного человека (его, так сказать, личная идея), так и отдельного народа (национальная, этническая идея). Личная идея человека вытекает из Священного Писания. Это -- спасение души, обретение Царства Божия. "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6, 33); "Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" (Мк. 8, 36). Спасение души достигается верой, выполнением Божьих заповедей, совершением богоугодных дел, характер и масштаб которых определяется способностями и талантами, полученными человеком от Бога. Бог наделяет человека свободой воли, то есть свободой верить или не верить в Него, следовать или не следовать Его заповедям, реализовывать или не реализовывать во благо свои таланты и способности. Спасение души человека зависит от его свободного выбора между верой и неверием, деятельностью и бездеятельностью, добром и злом. Человек, поленившийся применить во благо данные ему свыше способности, иными словами, не реализовавший свою личную идею, совершает грех. Об этом ясно говорится в притче о талантах, в которой ленивый раб закопал свой талант в землю (Мф. 25, 14--30). Аналогичным образом и народ как коллективная личность, состоящая из индивидов, обладающих свободой воли, делает свой свободный выбор в зависимости от того, какая сумма волевых актов отдельных личностей является большей -- сумма актов, устремленных к добру или к злу, к истине или к лжи. Судьба народа определяется тем, в какой степени каждый индивид осознает смысл как своей личной, так и коллективной национальной идеи, на какие жертвы он готов пойти ради их реализации. Невыполнение индивидом своей личной идеи приводит к его духовной смерти. Подобным же образом невыполнение народом своей национальной идеи (иными словами, программы, начертанной для данного народа Богом) приводит к духовной смерти народа, а впоследствии и к его физическому исчезновению, к уходу с исторической сцены.

"Народы, как и отдельные люди, обладают своей индивидуальной исторической судьбой, -- говорил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн. -- Судьбы эти вершатся всемогущим промыслом Божиим в соответствии с недомыслимой премудростью Его, не попирая тем не менее свободной воли отдельных человеков и соборного волеизъявления целых племен. При этом русской народности Господь определил служение одновременно великое и страшное, высокое и тяжелое. Сие служение "народа-богоносца", народа -- защитника святынь есть одновременно наш тяжкий крест и залог небесной славы для тех, кто устоит в Законе Божием, невзирая на искушение и соблазны". Митрополит Иоанн подчеркивал, что попытки россиянина "сойти с креста, определенного ему Всеблагим Господом", свергнуть с себя "иго и бремя" промыслительного служения, соблазнившись богатством, внешним могуществом или поддавшись малодушию, приводят к отступлению благодати Божией от Руси, к смуте, которую можно определить как утерю народом, обществом, государством согласного понимания высшего смысла своего существования (Высокопреосвященнейший Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Русь соборная: Очерки христианской государственности. СПб., 1995. С. 38).

Нынешнее униженное положение, в котором находится русский народ, его ускоренное физическое вымирание, развал российской государственности и экономики -- все это является прямым следствием того духовного вакуума, в котором продолжает пребывать значительное число наших сограждан и который они пытаются заполнить то пьянством, то погоней за деньгами, то участием в антиправославных сектах и политических движениях. Именно этот духовный вакуум, или, иными словами, массовое уклонение от реализации как своих личных идей, так и национальной идеи, ведет русский народ к гибели, делает его неспособным к эффективному сопротивлению тем антирусским силам, которые захватили основные рычаги политической, экономической и информационной власти в России. Прочие факторы (предательство компартийной верхушки, роль агентов влияния и вмешательство Запада) при всем их, несомненно, большом значении никогда бы все же не смогли сыграть столь пагубной роли в расчленении и деградации нашей страны, если бы им противостоял народ, сплоченный на основе православной национальной идеи.

Содержание русской национальной идеи

Русская национальная идея была сформулирована еще в XIX веке в виде триады "Православие, самодержавие, народность". Выдвижение Православия на первое место подчеркивает осознание нашими историческими предшественниками божественной основы национальной идеи. В то же время включение в национальную идею понятия "самодержавие", думается, неправомерно, поскольку, будучи формой государственного устройства, самодержавие является государственной идеей, то есть средством для реализации национальной идеи, инструментом для сохранения Православия и народности. Отличие самодержавия от других форм государственного устройства состоит в том, что оно тесно связано с Православием и в силу этого может быть охарактеризовано как религиозно-государственная идея.

Русская национальная идея, в нашей трактовке, должна состоять из двух начал: Православия и народности. Два эти начала отнюдь не равноправны. Православие здесь основа, а понятие "народность" является подчиненной, производной функцией. Понятие "народность", по нашему мнению, можно рассматривать как синоним термина "нация" в его этническом смысле, как все то, что делает народ индивидуальным, отличным от других народов. Понятие "народность" включает две стороны -- духовную и физическую. Духовная составляющая данного понятия -- это культура, язык, обычаи, традиции, национальный характер, сам дух народа. Физическая составляющая -- это вполне определенные, исторически сложившиеся расово-антропологические и генетические характеристики. Понятие "народность" предполагает сохранение как ее духовной, так и физической составляющей. Таким образом, понятие "народность" можно рассматривать как задачу сохранения народа в самом широком смысле: сохранение и развитие его национальной культуры, традиций, приумножение численности, поддержание физического здоровья, а также сохранение антропологических и генетических характеристик народа (без чего он просто прекратит быть самим собой).

Может возникнуть вопрос: почему мы включаем в национальную идею понятие "народность"? Ведь согласно нашему определению, национальная идея -- это идея от Бога. То, что Православие есть главная часть такой идеи, -- самоочевидно, но является ли понятие "народность" тоже от Бога? Думается, является. Во-первых, как мы уже отмечали, народы с их конкретными чертами национального характера и антропологического состава возникают не случайно, но по Божьей воле. Во-вторых, культура и язык народа, входящие в понятие "народность", напрямую связаны с религией народа. Каждый народ, таким образом, самоценен и его появление или исчезновение -- в руках Божьих.

Для националистов атеистического склада понятие "нация", "народность" стоит на первом месте. Национальную идею они определяют прежде всего как борьбу за обретение национального самосознания, за сохранение и процветание нации. Государство в их трактовке является средством решения данной задачи.

Для коммунистов, державников, евразийцев на первый план выходит государственная идея. Крепкое государство, проводящее соответствующую внешнюю и внутреннюю социально-экономическую политику, полагают они, решит все прочие, в том числе и национальные, проблемы.

Для православного русского патриота сохранение и процветание русской нации, а также крепкое, развитое государство являются целями крайне важными, но все же совершенно ясен их производный, вторичный характер. Без православного духовного возрождения русской нации невозможно ни восстановление национального самосознания русских, ни их материальное процветание, ни государственное могущество. Для нас приемлема только такая государственная идея, которая способствует реализации русской национальной идеи, определяемой как "Православие и народность". При этом, естественно, не должны ущемляться религиозные и национальные устремления других входящих в Россию народов (за исключением сепаратизма).

Когда мы заявляем, что Православие является основой русской национальной идеи, то часто сталкиваемся с возражениями следующего рода: современный русский народ в конфессиональном, мировоззренческом смысле -- неоднороден. Помимо православных, среди русских имеется много представителей других конфессий, велико число атеистов. Каким образом можно их всех объединить на основе православной идеи, если они ее отвергают и противопоставляют ей свои собственные религиозные или атеистические идеи, будучи убежденными в их правильности? Прежде чем ответить на такой вопрос, спросим себя: было ли принятие русским народом православного христианства через Византию (а не католичества через Запад, не ислама, не иудаизма) случайным событием, прихотью князя Владимира, или оно было тем, что христиане называют Провидением, Божьей волей? В соответствии с атеистической точкой зрения, это событие может быть случайным и не случайным. Если атеист считает его все же не случайным, то объясняет такими факторами, как более тесные связи между Киевской Русью и Византией, чем связи Руси с Западом, географическое положение древнерусского государства, политические соображения князя Владимира и т. п. Для православного же, верующего человека нет никаких сомнений в том, что крещение Руси именно в православную веру является Божьей волей и промыслом. Исходя из такой позиции, мы и приходим к выводу, что русской национальной идеей является Православие, поскольку, как уже отмечалось выше, национальная идея народа существует объективно, как задача свыше, независимо от того, реализует ли ее народ в ходе своей истории или нет. Поэтому мы можем сделать следующий вывод. Несмотря на нынешнее широкое распространение среди русского народа атеизма и иных религий и сект, Православие продолжает оставаться русской национальной идеей в силу своего статуса традиционной религии, пришедшей с крещением Руси от самого Бога и обусловившей само возникновение русской нации.

Но православными являются греки, сербы, болгары, румыны... Одинаковая национальная идея у столь различных народов? И да, и нет. Православное христианство требует соблюдения религиозных норм, которые являются общими и для русского, и для грека, и для серба -- для любого православного. Но Православие требует и богоугодных дел, то есть жизни в соответствии с Евангелием, ибо вера без дел мертва. Однако не только люди, но и отдельные народы различны в том, что касается национального характера, силы, энергии, темперамента и т. д. Различные возможности народов объясняются и их различной численностью, и размером территорий, на которых они проживают, и их исторической судьбой. Отсюда, естественно, вытекает, что и масштабы тех богоугодных дел, которые предопределены для каждого народа в его национальной идее, будут различны. Таким образом, русская национальная идея совпадает, скажем, с сербской национальной идеей в том, что касается необходимости соблюдения обоими народами принципов православной духовности и нравственности, но расходится в том, что касается характера и масштабов земных задач, определенных для этих народов Богом. Каждый народ может нести только ту ношу, которая ему по силам.

В чем же состоит предопределенная свыше историческая задача русского народа? Наши предки определили ее как идею третьего Рима, особой роли русского государства и народа в деле отстаивания и сохранения православной веры после падения под ударами турок Византии -- второго Рима. Ход рассуждений был таков. Пало православное царство -- первоначальный хранитель единственно правильной, православной веры. Московская Русь осталась единственной независимой православной державой, все остальные православные народы утратили свою независимость, попали под иго или мусульман, или католиков, которые их всячески угнетали и посягали на их веру. В этих условиях, когда само существование Православия оказалось под угрозой, наши предки пришли к совершенно правильному логичному выводу: что единственное оставшееся независимым в то время русское православное государство не может не взять на себя всю полноту ответственности за сохранение Православия. Идея третьего Рима, которую недоброжелатели и враги России рассматривают в качестве "русской мессианской и империалистической идеи", была в действительности идеей глубоко оборонной. В сущности, это была идея религиозного и национального выживания, самозащиты от агрессивных восточных и западных соседей-иноверцев, пытавшихся поработить Русь либо в прямом, либо в духовном смысле.

В более широкой трактовке идея третьего Рима -- это идея особой православной, русской цивилизации, отличной от цивилизаций как Запада, так и Востока. Несмотря на все западные влияния, русскую культуру невозможно рассматривать лишь в качестве части общеевропейской культуры. Тем более не является она частью какой-то надуманной евразийской культуры. Сам термин "евразийская культура" с большой долей условности можно использовать лишь по отношению к национальным культурам азиатских народов, входивших в состав России и Советского Союза и испытавших в большей или меньшей степени воздействие русской цивилизации (а через нее -- и общеевропейской). Русская же культура сколько-нибудь значительного ответного влияния азиатских культур не испытала и представляет собой совершенно уникальное явление. Развиваясь на православной основе, она является неким симбиозом собственно русских начал и творчески переработанных компонентов византийской и европейской культур. Все это в сочетании с уникальным опытом государственного строительства позволяет говорить о существовании самостоятельной православной русской цивилизации. Историческая задача русского народа состоит в том, чтобы хранить эту цивилизацию, развивать ее и нести другим народам (естественно, мирным путем).

В 1917 году русский народ не устоял в своем промыслительном служении хранителя Православия и собственной цивилизации, поддавшись революционным богоборческим искусам. В современных условиях ему предстоит вновь взять на себя бремя охранителя Православия и своей национальной культуры, начав прежде всего с преодоления безверия, апатии и материализма. В этом -- главная цель и спасение русского народа. Все остальное (включая политическое, военное и экономическое могущество) приложится, ибо материальное является производным от духовного. К сожалению, эту истину не понимают многие наши патриоты, наивно полагающие, что без обращения к Господу, без всенародного покаяния перед Ним, лишь при помощи каких-то особых, разработанных ими политических и экономических программ им удастся переломить в лучшую сторону трагическую ситуацию, складывающуюся в России. Без духовного, православного возрождения русского народа не заработает ни одна политическая и социально-экономическая программа. Ибо нынешняя русская смута -- это не просто борьба каких-то социальных слоев и национальных групп, не просто стремление иностранных хищников поработить наш народ, уничтожить его государственность и экономику. Все эти факторы самоочевидны, но вторичны и представляют собой лишь видимые, внешние признаки невидимой брани, которая извечно идет между добром и злом.

Полагая в качестве национальной русской идеи нашу традиционную религию Православие, должны ли мы заключить, что для западноевропейских народов их национальными идеями будут католичество или какая-либо разновидность протестантизма, для мусульманских -- ислам, для индийцев -- индуизм или буддизм, для китайцев -- конфуцианство, для евреев -- иудаизм и т. д.? Ведь именно эти религии определили и все еще в значительной степени продолжают определять духовный и моральный облик этих народов, их менталитет, историю, культуру, экономику, внутреннюю и внешнюю политику их государств. Если абстрагироваться от вопроса, насколько "правильны", соответствуют божественной истине эти религии, если принять во внимание тот факт, что, с точки зрения их последователей, они являются для них единственно верными, то нельзя не признать, что де-факто они выполняют функции национальных идей соответствующих народов. Согласно такой логике, национальную идею любого народа можно определить как "традиционная религия плюс народность". Однако с православной точки зрения и католичество, и различные виды протестантизма являются искажением христианства, ересью.

Особенно четко можно это видеть на примере католицизма, который, отколовшись от Православия, попытался присвоить себе не свойственные Церкви функции наднационального государственного аппарата (папоцезаризм) и в лице своих иерархов явил миру невиданные примеры морального разложения, корыстолюбия и жестокости (чего только стоят продажа индульгенций, суды инквизиции, деятельность иезуитов и т. п.). Как закономерная реакция на все это -- возникновение на Западе протестантизма, атеизма, материализма, масонства, различных разновидностей мистицизма и оккультизма.

В итоге в условиях религиозного и морального плюрализма национальные идеи западноевропейских народов утратили религиозный характер и стали выражаться главным образом в форме "обмирщенной народности", или, иными словами, в форме этнического национализма. В странах же, где население состоит из потомков иммигрантов (и постоянно пополняется эмигрантами из различных стран), являющихся осколками различных этносов и религий, как, например, в США, национальной идеи как таковой не существует, а имеется лишь государственная идея. Американцы -- это граждане США, имеющие различные этнические корни, хотя "чистые" американцы -- это янки, потомки англосаксов, чей язык и культура являются господствующими в Северной Америке. (Еще более чистыми американцами являются индейцы, но они, как известно, в большинстве своем уничтожены "цивилизованными" англосаксами.) В этом смысле политической по своему характеру американской нации присуща и некоторая остаточная, еще не окончательно исчезнувшая англосаксонская "народность", проявляющаяся главным образом в культурном и языковом доминировании. Вместе с тем следует отметить, что безрелигиозная, безнациональная, космополитическая идея "сообщества граждан", идея "политической нации", характерная для США, взята в настоящее время на вооружение правящими кругами и в странах Западной Европы (которые в результате иммиграционных процессов все более и более становятся многонациональными и многорасовыми), вытесняя традиционную национальную идею в ее этническом смысле.

Современный же мондиализм стремится подорвать не только этнический, но и политический национализм, саму идею существования суверенных независимых государств. Конечная цель современного мондиализма состоит в ликвидации ныне существующих независимых государств и оригинальных национальных культур, в смешении народов и рас в некий единый, унифицированный "человеческий материал", в образовании единого общемирового государства с едиными стандартами массовой культуры, единым мировым правительством, состоящим из представителей международной финансовой олигархии. Сама возможность возрождения православного национального самосознания русских, наше стремление стать наконец хозяевами в собственной стране страшат эту олигархию и ее сторонников в России, контролирующих в настоящее время многие жизненно важные сферы: политику, экономику, СМИ. Отсюда и политика, направленная на политическое и экономическое закабаление русского народа, на подавление его национального самосознания (в частности, подмена понятия "русские" понятием "россияне"), на духовное растление и прямое физическое вымирание (путем искусственного снижения уровня жизни как следствия невыплаты зарплаты, сворачивания промышленного производства, разрушения сельского хозяйства, системы здравоохранения, путем ускоренной алкоголизации и наркотизации народа и т. д.).

В этих условиях духовное возрождение народа не может произойти само по себе, и реализация русской национальной идеи в огромной степени зависит как от энергичной деятельности Церкви и активности самого народа, так и от соответствующей государственной политики. В конечном итоге, само крещение Руси в православную веру и сохранение этой веры на протяжении веков -- это прежде всего заслуга русского государства (в лице князя Владимира и русских самодержцев), которое служило инструментом в руках Господа. Нынешние поиски русской национальной идеи совершенно бессмысленны: такая идея у нас есть уже тысячу лет. Это -- Православие и народность. Искать нужно те формы общественной самоорганизации русского народа, а также те формы политического и экономического устройства, которые могли бы на практике реализовать нашу национальную идею наиболее быстро и эффективно. Восстановить историческую форму нашей государственности -- самодержавие, -- как предлагают иные монархисты, в современных условиях не представляется возможным, учитывая те огромные изменения, которые произошли в России после 1917 года. Необходимо также учитывать нынешние демографические тенденции, которые выражаются в непрерывном возрастании доли нерусского, неправославного населения, в частности мусульман, в общей численности населения России и, что особенно тревожно, на территории собственно русских областей (при одновременном быстром снижении доли русских). В случае возникновения в России мусульманского или нерусского большинства ни о каком восстановлении не только традиционной русской православной, но и конституционной, западного образца монархии не может быть и речи. Поэтому, оставляя пока в стороне вопрос о будущем характере верховной власти в России (монархия или республика?), мы попытаемся сформулировать лишь наиболее важные принципы государственной политики, необходимой для духовного и физического возрождения русского народа, иными словами, для реализации на практике принципов Православия и народности.

Государственная идея России

Выше мы определили в качестве оптимальной государственной идеи такую, которая в наилучшей степени способствует реализации цели, заданной в национальной идее народа. Было отмечено, что нынешнее государственное устройство Российской Федерации не позволяет реализовать национальную идею русского народа, выражающуюся в Православии и народности, не дает ему возможности отстаивать свои национальные интересы. В соответствии с нынешней конституцией РФ, русские как народ не имеют никакого законодательно закрепленного политического и юридического статуса, не имеют, по сути, своего национального государства. Псевдофедеративное государственное устройство РФ не учитывает интересов русского народа, который после распада СССР уже вторично оказался разделенным на тех, кто проживает в областях и краях Российской Федерации (юридически лишенных какого-либо национального статуса, хотя и заселенных почти сплошь русскими), и на проживающих в национальных республиках РФ, являющихся, по сути, национальными государствами для их титульных народов (хотя в большинстве этих республик русские составляют большинство населения). Такая псевдофедерация несет в себе угрозу распада или по меньшей мере потери управляемости страной, поскольку наделенные огромными полномочиями национальные республики РФ уверенно дрейфуют в сторону все большей суверенности, а некоторые из них -- и к независимости. Поэтому главнейшим условием реализации национальной идеи русского народа является законодательное признание его государствообразующей роли, а также упразднение всех национально-государственных образований и восстановление исторически проверенного принципа административного деления страны по территориальному признаку.

Государство обязано проводить национально ориентированную политику в религиозной и культурно-образовательной областях. Как показывает опыт многих стран, государственный статус придается и государственная поддержка оказывается не всем, а только традиционным для той или иной страны вероисповеданиям. В России традиционными религиями ее коренных народов являются Православие, ислам и буддизм, и именно они должны получать всестороннюю поддержку государства. Следует указать, что мусульманские и буддийские народы России в рамках Российской Федерации имеют, по сути дела, свои суверенные государства (Татарстан, Башкортостан, Калмыкия, Бурятия и т. д.) с конституциями, отличающимися от конституции РФ, с самым широким выходом на международную арену. Эти суверенные республики имеют все права и возможности закладывать в свои конституции и законы такие нормы отношений между государством и религией, какие они сами пожелают, не спрашивая на то разрешения безнационального "федерального центра". И надо отдать им должное: они пользуются своими правами. особенно мусульмане: принимают соответствующие законы, строят мечети, учат основам ислама своих детей. Огромную финансовую помощь им в этом оказывают исламские государства дальнего зарубежья.

Русский народ находится в гораздо худшем положении. Не имея своей национальной государственности, он не имеет и возможности посредством государства оказывать своей традиционной Православной Церкви необходимую защиту и материальную поддержку. Особенно негативным является отсутствие русской национальной школы, где дети могли бы изучать Закон Божий, где они воспитывались бы в православных национальных традициях. Вместо этого русскому народу навязана безнациональная, космополитическая школа, где детям прививаются основы либеральной "демократии", национального нигилизма, "нравственного плюрализма" и сексологии (весьма смахивающей на порнографию и растление малолетних).

Лишая русский народ каких-либо форм государственной и национальной организации, установившийся в России режим космополитической, олигархической "демократии" одновременно вольно или невольно создает предпосылки для развития национализма и "суверенности" в национальных республиках РФ, а также сепаратизма в собственно русских областях (особенно в регионах, богатых природными ресурсами). Все это способствует постепенному превращению Российской Федерации в конгломерат отдельных, слабо связанных между собой, практически независимых от Центра республик и регионов. Не исключены и варианты провозглашения независимости некоторыми республиками. Подобная тактика уже была с успехом использована для расчленения Советского Союза.

Православие как традиционный духовный стержень государствообразующего русского народа должно пользоваться всесторонней поддержкой государства (что отнюдь не означает его слияния с государством, но лишь закрепляет практику, сложившуюся во многих странах мира). Такая поддержка должна выражаться в целом ряде мер, среди которых можно предложить следующие:

1. Финансовая помощь государства в ремонте и строительстве храмов и монастырей, введение церковного налога в пользу Церкви (по примеру Германии).

2. Создание и развитие русской национальной школы с обязательным преподаванием Закона Божьего и основ Православия для русских детей, причем труд преподавателей-священников должен оплачиваться государством. Такая школа будет открытой и для детей других национальностей и вероисповеданий, для которых данные дисциплины могут быть факультативами. Государство должно поддерживать и развивать систему национальных школ и для других коренных народов России.

3. Введение института православных священников в Вооруженных силах России, православное воспитание воинства в соответствии с традициями русской армии. Естественно, это предполагает учет религиозных потребностей и воинов, являющихся последователями других традиционных религий России.

4. Передача в собственность государства и под общенародный контроль всех без исключения теле- и радиоканалов, без чего никакое духовное, религиозное и национально-культурное возрождение народов России невозможно. Телевидение и радио, как самое мощное оружие психического воздействия, не могут находиться в частных руках, поскольку возникает угроза зомбирования самых широких масс населения в угоду корыстным интересам небольшой группы лиц. Это хорошо видно на примере нынешней России, где ничтожная кучка банкиров-нуворишей, получившая безраздельный контроль над телевидением и другими средствами массовой информации, при помощи продажной и аморальной клики телекомментаторов, журналистов, представителей космополитической, либеральной "творческой" интеллигенции (большинство из которых даже не принадлежит к числу коренных народов России) подвергает систематической травле всех с ними не согласных, создает "общественное" мнение, издевается над традиционными ценностями русского народа, дезинформирует его, растлевает показом порнографических фильмов и т. п.

5. Создание самых благоприятных условий для выступлений на телевидении и радио представителей Православной Церкви.

Решение задачи культурного развития во многом достигается теми же мерами, о которых говорилось выше: проведением соответствующей национально ориентированной политики в области образования, культуры, функционирования СМИ и т. п. Помимо общероссийского телевидения, должно быть создано и национальное русское телевидение, обслуживающее религиозные, культурные и национальные потребности русского народа.

В экономической сфере необходимо вернуть государству его традиционно ведущую роль.

Кардинальное улучшение положения русского народа может быть достигнуто лишь в результате развертывания широкого русского национально-освободительного движения (ибо русский народ в настоящее время следует рассматривать в качестве порабощенного, лишенного национальной независимости и суверенитета). Такое национально-освободительное движение может быть организационно оформлено в виде Русской Общины, объединяющей ныне мелкие и распыленные русские национальные партии, общины, организации, просто беспартийных на основе следующих принципов:

- возрождение русской православной, соборной, государственности (будет ли эта государственность монархической, зависит от степени воцерковления народа);

- восстановление права русских самим решать все вопросы своей национальной, культурной и экономической жизни;

- духовное и физическое возрождение русской нации, умножение ее численности;

- решение проблемы воссоединения триединого русского народа и его национальных территорий.

Формы борьбы могут быть разными. В частности, по примеру многих национально-освободительных движений в бывших колониях можно использовать ненасильственные массовые акции гражданского неповиновения и бойкота. Необходимым условием победы Русского Дела является создание собственного русского телевидения, радио, мощной патриотической прессы. На это нужны большие средства, их должны дать все русские люди, которым не безразлична судьба своего народа и страны, -- так сказать, с миру по нитке. Но кто-то должен организовать и сбор этих средств, и их правильное использование. Очевидно, в этом должна состоять одна из функций Русской Общины.

К сожалению, никакого единства среди русских национальных партий и организаций сейчас нет. Многие организации раскалываются -- то ли вследствие подрывных действий заранее внедренных в них провокаторов, то ли в результате личных честолюбивых устремлений их руководителей. Но единство действий русских патриотов -- это важнейшая предпосылка возрождения России. Другого пути просто нет.