«Не существует ни одной высшей идеи – политической, общественной или религиозной, которая требовала бы от нас принести в жертву Россию, подорвать и уничтожить её государственность, вредить её усилению, ущемлять и ограничивать русский народ. Если какая-то идея этого требует, то либо мы её поняли неправильно, либо сама идея ложная. И с любовью к России и именем русского несовместима. Если же что-либо обращает нас к ненависти к России и русскому народу, то нам следует внимательно выслушать и поступить наоборот», — такой вывод мы сделали в первой части нашего разговора о национализме.
Но что такое Россия? Можно, ведь, в конечном счете, взять любой уголок мира на контурной карте, закрасить его любым цветом и написать сверху фиолетовым фломастером: «Russia». Тоже ведь найдутся умники, которые скажут, что «это и есть Россия». Россия, нуждается в определении, поскольку именно она выступает нашей главной ценностью. Забота о «русском» выступает прежде всего как забота о России — такова фигура русской мысли, в которой не народ и не государство, а именно страна, служат отправным пунктом и конечной целью размышления.
Своеобразие каждой страны, её самость создаются своеобразным сочетанием составляющих элементов. Облик одной страны утрачивается без языка, в то время как другая страна может быть многоязычна, для одной страны безгосударственное существование равносильно гибели, для другой государство не представляет ничего существенного в определении.
Так и в бытии России существует определенное сочетание необходимых и достаточных элементов, наличие которых говорит нам, что Россия есть, а отсутствие скажет, что её нет. И в нашем случае элементы эти чрезвычайно просты: Россия — это территория, народ и государство. Сочетание и сосуществование этих трех и создает Россию. Просто? Но, тем не менее, этого достаточно и это необходимо. Ни язык, ни религия, ни те или иные культурные особенности, ни общественные установления не составляют того отличия, без которого Россия невозможна. Чтобы Россия существовала, достаточно, чтобы территорию России населял русский народ, объединенный в русское государство.
Эта простая формула, безусловно, требует пояснений.
Русское пространство как икона
Территория не сводится к обведенному пространству на карте. Территория — это определенная иерархия пространств, это их взаимосвязь и взаимоподчинение. Это пространство как икона истории, — овеществление тысячелетнего исторического пути. Это не только вмещающий природный ландшафт, но и вмещенный «антропогенный», то есть то, что создано или изменено человеческим трудом.
Пространство России сегодня, безусловно, искажено. Нам хватает простора, нам хватает ресурсов и любой народ мира, наверное, мог бы только позавидовать (и завидуют) той земле, на которой мы живем. Но человеческий, исторический лик этого пространства поруган. У России отторгнуты её исторические земли, попраны её столетиями созидавшиеся национальные (национальные, заметим, а не «имперские») границы, попросту украдены созданные ею заводы и открытые ею месторождения.
Само русское пространство сегодня переживает тягчайший кризис. Это не столько кризис сокращения, сколько кризис структурности, утрата представления о верной иерархии пространства. Наверное, наиболее выпукло это иерархическое смещение чувствуется на российских банкнотах, изображающих русские города. Если триаду Красноярск, Санкт-Петербург, Москва понять еще можно, хотя решительно непонятно, почему Москва представлена Большим Театром, а Кремль и вовсе на ней не присутствует, то дальше начинается разнобой — почему именно Архангельск, почему именно Ярославль, а не Владимир или Ростов Великий. Некоторая остаточная логика в этом, конечно, есть — на этих деньгах представлена русская Россия — Казань или Махачкала вызвали бы куда больше вопросов. Но вызвали бы именно потому, что в своей «автономности» они не воспринимаются больше как русские города, их принадлежность России находится под внутренним вопросом. Такую же утрату внутренней иерархии пространства демонстрируют и политики и интеллектуалы с их проектами «переноса столицы», «переноса части столичных функций», «многостоличья». Само возникновение подобных проектов, тем более, — серьезное их обсуждение, свидетельствует: утрачено понимание русского пространства как иконы русского времени, иконы русской истории.
Неопределенность внутренней структуры российской территории и произвольность её внешних границ, отторжение исторически значимых территорий и наша неуверенность в их принадлежности, готовность согласиться с заявками сепаратистов — всё это симптомы кризиса исторического сознания. Кризиса смыслового пространства русской истории, производным от которого является и пространственный кризис.
Территория формируется историческими притязаниями и деяниями, которые эти притязания подкрепляют. Очевидно, что России принадлежат Киев и Чернигов по праву исторического преемства Древней Руси, Понятно, что её притязания на Прибалтику обоснованы не «пактом Молотова-Риббентропа, а Северной Войной, понятно, что непросто отменить те события, которые создали Русский Кавказ, Русскую Среднюю Азию, понятно, что превращение Кенигсберга в Калининград венчает длительную историческую борьбу России и Германии за доминирование на Северо-Западе Европы, символ безвозвратного прекращения Drang nach Osten. Но поскольку Россия переживает кризис истории, кризис времени, постольку она переживает и кризис своего пространства. Икона не может изображать и символизировать, если не понятно что она изображает и символизирует.
Логика самоненависти
Доля ответственности за исторический кризис лежит не только на идеологах самоненависти, немало потрудившихся над разрушением русской истории, но и на официальной историографии, сведшей весь ход нашей истории к одномерному процессу усиления государства, концентрации — собиранию земель, росту централизации, укреплению контроля центра над периферией. Сведенная к этому процессу русская история теряла большую часть своих смыслов, уплощалась до неинтересной одномерности. В результате, когда централизационный процесс неожиданно сменился быстрым катастрофическим распадом, то русская история была лишена основания и легитимности. Превратилась в дорогу никуда.
Столь же чудовищные последствия имела и нелепая периодизация духовной истории России по степени её «модернизации», освоения ею западных, «европейских» начал. В этой концепции три периода русской истории — московский, петербургский и советский соотносятся как три эпохи всё большей «модернизации» России, а нынешний, «постсоветский» является, по сути, увенчанием этого процесса, когда «модернизация», видимо, должна дойти до той степени, когда сама Россия прекратит свое самобытное и самостоятельное существование, наконец-то влившись в Европу. Эта концепция основана на глубоко враждебном нам принципе самоненависти — Россия отказывается от самости во имя «западных начал» и в итоге самоуничтожается.
Логика самоненависти выстраивает целую иерархию исторических «нигилизмов», каждый из которых проникнут враждой к той или иной «эпохе» русской истории, в зависимости от отношения к «модернизационной» парадигме. Одни страстно ненавидят советский период за то, что он был недостаточно «модерным», за «совок», противопоставляемый правильной жизни на Западе. Другие, напротив, ненавидят советский период за слишком высокую степень модернизации по сравнению с «Россией которую они потеряли». Но точно так же Петербургский период ненавистен как тем, кто видит в нем «западный псевдоморфоз» оригинальной культуры Московской Руси, так и тем, для кого петербургская Россия «недоразвита» по сравнению с Европой и миром. Даже по отношению к Московскому и всему христианскому периоду русской истории находятся те, кто склонен занимать «реакционную» позицию с опорой на язычество.
Модернизационная парадигма русской истории, вне зависимости от знака её оценки порождает внутреннюю самоненависть по отношению к тем или иным периодам русской истории. Порождает раздробленное и кризисное её восприятие, что в интересующем нас аспекте приводит и к раздробленности восприятия структуры русского пространства.
Однако историческая основа, по которой выткана была велика Россия, не повреждена. Стоит древняя Москва, на северо-западном рубеже с древними Новгородом и Псковом соседствует новая (если можно назвать новым трехсотлетний город) жемчужина Санкт-Петербурга. Великие города Урала и Сибири отмечают вехи того великого колонизационного порыва, который сделал Россию хозяйкой Евразии. Даже на потрясенном Кавказе не лишились своих имен казачьи станицы и над Грозным развевается флаг России.
Россия создавалась с много меньшего и возрождалась иной раз из куда более тяжелого положения. Пока историческая логика и иерархия русского пространства остается неизменной, до тех пор на севере Евразии, на Русской равнине и в Сибири будет располагаться не ничейная земля, а территория России.
До тех самых пор, пока эта территория будет населена русскими.
О значении русского народа
Существуют страны, для самобытности и национального единства которых этническое начало не важно. Швейцарская нация, например, составлена из трех разноязыких племен — основа их единства — общий исторический ландшафт, а не этническая история. Но существуют страны, относительно которых это безусловно не так. Невозможно себе помыслить Японию без японцев, Германию без немцев или Францию без французов. Немыслима и Россия без русских.
Именно народ сосредотачивает в себе ту культурную, религиозную жизнь, развивает язык, которые представляют внешнему наблюдателю своеобразие и отличие России от любой другой страны. И для взаимодействия с иными народами, включавшимися в территорию России, создавался русский мир, то общественное и культурное пространство, в котором носители иного языка, иной веры, иной культуры приобщались к тому, что составляет основу русской жизни. История, кажется, не знает примера столь широко раскинувшейся в пространстве и проводимой столь мирными средствами культурной революции, превращавшей иные народы не только в граждан империи, не только в живых членов русской нации, но и в органическую часть русского народа, русского этноса.
Народ и нацию надо строго отличать друг от друга. Нация — понятие, прежде всего, политическое и идеологическое. Народ, этнос — понятие психологическое и культурное. Членам единой нации обязательно иметь одинаковый образ мысли, но не обязательно иметь одинаковый бытовой, культурный строй. От членов нации требуется лояльность государству, политическому устроению страны. Народ объединен и общностью повседневной жизни. Русская государственность никогда не требовала от оказавшихся на территории России народов непременного включения в русский народ, ассимиляции, и тем удивительней то, что эта добровольной ассимиляция успешно шла. И уж тем более никому (до сравнительно недавнего времени) не приходило в голову оспаривать тот факт, что Россия – это страна русских, что русская политическая нация образуется на базе русского этноса.
С исчезновением или подрывом в жизни России русского начала сама Россия как страна прекратит свое существование, поскольку ослабеет и исчезнет та историческая динамика, которая увлекало в строительство России иные народы. Каждый из них займется собой и своим делом. С ослаблением русских рассыплется и русская нация, с исчезновением нации станут невозможны ни государство, ни Империя… И наоборот — пока русские живы и живут на территории России, до тех пор Россия будет существовать и способна будет к самоусилению и развитию.
Инородцы и иноплеменники
Нелепо и абсурдно утверждать, что история России не является русской историей, культура России как интегрального целого — русской культурой, а русский язык не есть язык русских. Отрицать всё это — непорядочная игра словами. Инородцы играли в строительстве русской культуры, в развитии русского языка не меньшую, но и не большую роль, чем в развитии многих других народов. Инородцы, но не иноплеменники. Можно было родиться в каком угодно племени, но принять в себя русскую культуру и русскую жизнь и стать русским.
Иное дело иноплеменник, то есть тот, кто пытался и пытается занять место в русской народной жизни не меняясь внутренне, действовать в русском культурном и жизненном пространстве, но в интересах своего племени, которому только и принадлежит его сердце. Подобное иноплеменное начало русская культура всегда отторгала, поскольку в подобном иноплеменничества заключена была чуждость народу, стремление воспользоваться им, по сути – поработить его (пусть на какое-то время и в микроскопическом масштабе) иному племени.
Веками русский народ пестовал инородцев, и эти инородцы становились его столь же верными сыновьями, как и «гордые внуки славян». Принявший Россию и всё русское инородец не чувствовал ни в чем ущерба, но и не испытывал никакой униженности, что вокруг, обычно – на первенствующих местах, были «чистокровные» русские. Его это не оскорбляло и не удивляло, как не станет это удивлять самого русского.
Однако в новое время и особенно в ХХ веке этот принцип был оспорен и разрушен. Россия получила мощнейшую дозу иноплеменничества, агрессивного иноплеменничества.
На русских просторах стали множиться племена, которые готовы были прикинуться инородцами, получать выгоды от пользования благами и возможностями русской культурной и общественной жизни, от усвоения русской цивилизации, но не желали меняться, не хотели становиться русскими. Порой они доходили не только до отрицания русского племени, но и до отрицания русской нации и русской империи, но не переставали претендовать на политическую власть, на экономическое или культурное доминирование.
Пока русские колонизовали окраины своей бескрайней державы, новое «великое переселение народов» двинуло эти народы на колонизацию русского центра, центра не столько географического, но и символического. Появились нерусская «русская интеллигенция», нерусская «русская литература» и даже нерусский «русский язык». Ведутся, хотя и в пробирочном пока масштабе эксперименты по выведению нерусского «русского православия». Нерусское в них не этническое происхождение их «творцов», а их целеполагание. Их цель либо личностное самовыражение, либо, не менее часто, служение своему племени (да не подумает никто, что речь ведется лишь об одном племени — проблема иноплеменничества в России давно уже не сводится к евреям). Чаще же всего служение племени под личиной «самовыражения».
Фактически, рычаги и механизмы русской культуры используются для порабощения русских, для превращения их в добытчиков символического капитала для других. Быть русским и служить России, быть русским и работать на Россию – сегодня, увы, не одно и то же. Причем отнюдь не всегда русские хотя бы имеют возможность работать на Россию. Их труд, и материальный и умственный, уходит на сторону, а порой и обращается против самой России.
Многонациональность как иноплеменническое иго
Понятно, что бесчисленные декларации о «многонациональном» характере России, о необходимости «толерантности» к другим народам и культурам служат в современной России прежде всего цели ограждения иноплеменничества от критики и попыток ограничения. Россия веками существовала как многоплеменная империя и многоплеменная нация — в ней шли процессы ассимиляции и эмансипации, и всё это время вопрос о «многонациональности» её не ставился. Все понимали, что Россия — русское государство, что при всей разноплеменности — это единый национальный и политический организм. И вопрос о том или ином племени в его особенностях решался на основе привилегий, а не признания «прав» иноплеменников. Единственным полновесным исключением была Польша, автономия которой охранялась именно на основе признания политических прав польского племени — и, как и следовало ожидать, эта выделенность привела лишь к постоянной «польской крамоле», терзавшей Россию XIX века.
Советская национальная политика, заложившая бомбы под государственное единство России и посеявшая семена смуты, была, все-таки, при всем своем интернационализме и создании искусственных «наций» все-таки далека от поощрения иноплеменничества. Напротив, всем сколько-нибудь крупным народам в СССР предоставлялась возможность вести свое автономное, политически оформленное существование. Каждому, хоть и в рамках социализма, было предложено растить и развивать своё, вместо паразитирования на чужом. И многие народы и племена России с радостью развивали собственные культурные начала, хотя и не стремились разорвать культурной связи с Россией. Напротив, именно в советский период, развитие национальных культур еще раз подтвердило ни с чем не сравнимый статус русской культуры. Многонациональность СССР, не только не устранила, но и в чем-то подчеркнула русский характер государственности. Первенство русских никто не стал бы оспаривать.
Лишь в 1990-е годы, когда по формальному составу Россия превратилась в моноэтническое русское государство со сравнительно небольшими меньшинствами, неожиданно во весь голос начала декларироваться «многонациональность» России.
Эта «многонациональность» — не соблюдение прав входящих в Россию народов, которые и без того достаточно обеспечены, а либо прикрытие сепаратизма, либо оправдание иноплеменничества, оправдание разрушительной работы во вред русским и на пользу исключительно своему «выделенному» племени. «Многонациональность России» — это псевдоним господства иных племен над русскими.
И внушаемая русским самоненависть, идея нашей национальной и культурной ущербности — ущербности нашего языка и культуры, нашего пространства и образа жизни, миф о какой-то «преступности» русской истории, о вине русских перед другими народами (не перед Богом или самими собой, а именно перед иноплеменниками), — всё это орудие господства, инструмент иноплеменного доминирования. Сперва это доминирование было прежде всего интеллектуальным, сперва в умах и душах русских восторжествовала идеология самоненависти. Затем, духовно покоренные предоставили покорителям в их безраздельное властвование свои материальные ресурсы, свою политическое и социальное пространство. Отдали в их распоряжение Россию…
Русские остались в России «большинством населения». Но перестали быть творцами своей истории, творцами своих идей и своей культуры, хозяевами своих богатств, распорядителями своей политической власти. Во всех этих областях доминирующее положение занимают даже не инородцы, а именно иноплеменники, племенные кланы, оборудующие за наш счет свою историю и культуру, преумножающие свои богатства и закрепляющие свою политическую власть. Русским же не удается выступать здесь хотя бы на равных, хотя бы как племенному клану среди других кланов, поскольку они не имеют племенной стратегии, не обладают опытом ведения клановых войн.
Однако этнозащитные механизмы должны сработать и они сработают. Они могут сработать в направлении «трайбализации» русских (или региональных и функциональных групп русских), что приведет к изменению отношения народа к России, она перестанет восприниматься русскими как своё государство, превратится в нейтральное пространство племенного действия русских как одного из обитающих здесь племен и в племенных интересах.
Альтернативой может стать только национализация русских, трансформация отношения России как к общему достоянию в активную политическую установку. Установку, для которой нетерпимо иноплеменничество как тип поведения инородцев в России.
Единственное, что может воспрепятствовать в этом случае России — утрата внешней и внутренней политической независимости, фактическое прекращение существование русского государства.
Что такое русское государство
Государство — третий непременно необходимый элемент существования России. Государственное оформление совсем не является непременным условием существования любой страны. Многие страны не имели независимости и государственности столетиями и не имеют до сиих пор, однако это не приводило к прекращению их существования. Но даже и для государственных наций, например – для французов, само по себе государство не представляется первостепенной ценностью, на первом месте стоят «общество», «цивилизация».
Совсем иначе в России. Именно создание, строительство и развитие своего государства, переход от оборонительных задач к национальным, от национальных к имперским и цивилизационным был основной деятельностью русского народа на его территории в течение десятилетий. Государственные связи, общественные отношения оформленные и осуществленные через государство и создали Россию. Государственная традиция русских устойчива и способна к самовоспроизводству — в истории России были десятки «удобных» моментов для её прерывания, обрыва, фиксации идеи «совсем нового государства». И несколько раз предпринимались такие попытки. Но государственная традиция раз за разом восстанавливала себя и выстраивала обрубленные политические связи даже тогда, когда в жизни общества переворот был радикальным и не допускающим возможности реставрации.
На современном этапе русской истории государство переживает тягчайший кризис, именно его слабостью и шатанием определяются и кризис народа и кризис территории. Государство утратило в значительной степени способность быть инструментом социальной коммуникации и трансформации. Государство перестало восприниматься как общенациональное дело, и в результате нация осталась вовсе без дела, а государство без необходимой для его созидания энергии. Вся энергия ушла в «приватизацию власти», в превращение остаточного властного (точнее «административного») ресурса в источник личной наживы. Но если учесть первоначальную глубину кризиса, первоначальную силу самоотрицания, вложенную в потрясения «перестройки», то итоговая оценка не будет столь уж категоричной — Государство Российское на удивление быстро возвращает себе свою традиционную природу, а доверие к государству как к средству общественной коммуникации возвращается. Государство вновь становится в России объектом интереса, причем общественно значимого интереса, а не только личных денежных интересов коррумпированной элиты. Вкус к государственному строительству не пропал.
Зачем россия?
Россия есть, — это следует из вышесказанного. Ни один из элементов, создающих страну, не утрачен до такой степени, чтобы нормальная жизнь страны не была возможна. Но все эти элементы ослаблены и хрустят под грузом исключительно тяжелых проблем. Территория постепенно утрачивает свою иерархическую структуру и внутреннюю логику; русский народ утрачивает своё положение в созидании страны под давлением иноплеменничества, государство напрочь утратило свое целеполагание, без которого никакое государственничество, никакое укрепление властной вертикали, не дадут никакого эффекта. Утрачено то смысловое начало, которое сковывает элементы страны единой цепью и направляет их к общей цели. Это смысловое начало дает то необходимое «для», которое вносит упорядоченность и динамику во все элементы: «государственность для чего?», «территория для чего?».
Для Руси свв. Александра Невского и Сергия Радонежского такой руководящей идеей была идея святости. Русский жил для того, чтобы быть святым, работал для упрочения святости, увеличения числа святых на Руси. Для Великой России от Ивана III до Николая II таким упорядочвиающим смыслом была идея Империи, Римского Христианского Царства, призванного Богом к всемирно-исторической роли Удерживающего. Именно эта идея скрепляла Русь, давала ей направления территориальной экспансии, упорядочивала отношения между народами, задавала форму государственности. Подорванный и отвергнутый религиозно-политический идеал Империи сменился в советский период посюсторонним идеалом новой цивилизации, именно грезы о новом типе устроения общества, новом уровне материальной культуры и организации человеческих отношений стояли и за первоначальными мечтами о «мировой революции», и за строительством «социализма в одной стране» и за моделями «развитого социализма». Именно в этом цивилизационном, над-имперском и над-национальном ключе и были выстроены в СССР и политические и национальные отношения, и организация территории.
Отказ от этого цивилизационного смысла привел к обессмысливанию России. Сегодня страна не существует ни для чего и ни для кого.
Еще не так давно модной была идея, что и вообще ей существовать незачем, что русским хорошо бы закончить маяться и всем личным составом эмигрировать на Запад. Сегодня воля к жизни начинает превозмогать самоненависть и «волю к смерти», но эта воля к жизни лишена смыслового наполнения. Русская душа мечется в поисках смысла, но натыкается только на отравленные самоненавистью и оскверненные источники. Ни одна из «реставрационных» идей в строгом смысле этого слова — ни советская цивилизационная, ни российская имперская, ни древнерусская православная не дают необходимых сил и форм для осмысления сегодняшней реальности. Человек исступленно озабоченный выживанием не может серьезно молиться, человек, косящий от армии, не способен быть строителем империи, человек уклоняющийся от налогов далек от русского типа строителя новой цивилизации… Сперва необходимо вылечить болезнь, исправить уродство, наполнить страну жизненной силой, сперва следует защитить себя, а затем посягнуть на высокий идеал. Точнее, идеал сам проявит себя, прорвет любую немощь, как только мы станем на ноги. Великая мечта вступит в свои права, стоит русскому человеку свободно вздохнуть хотя бы одним легким.
